Понятно, что выступления Путина по поводу референдума и выборов на Украине могут не значить вообще ничего — ну, приехал швейцарский президент, надо было ему что-то обнадеживающее сказать. Поэтому никаких выводов я пока делать не буду, тем более что вывод относительно того, что Путин в итоге все сольет, я уже делал пять раз, и вы наверняка не читали:
Делегация из Тебриза едет в Тегеран и соглашается признать целостность Ирана в обмен на сохранение автономии с азербайджанским языком и на места в иранском меджлисе для азербайджанских депутатов. Но Тегеран только делает вид, что он готов даже на такие уступки. Через полгода после начала переговоров правительственные войска Ирана входят в азербайджанские районы под предлогом обеспечения безопасности на местных выборах. Армия Пишевари оказывает сопротивление, но Москва (Москва, а не Тегеран!) требует сложить оружие. Пишевари и нескольких его соратников вывозят в Баку, республика пала. Трикотажная фабрика разрушена, школы закрыты, иранская армия зачищает Тебриз, город лежит в руинах, в местной тюрьме расстреливают всех, кто участвовал в работе сепаратистских органов власти. По разным оценкам, количество убитых — от трех до тридцати тысяч человек.
Территориальная целостность Ирана восстановлена, никакой азербайджанской республики больше нет, и дальше уже начинается чистый сталинизм: Пишевари погибнет в странном ДТП по дороге из Баку в Нахичевань, его ближайший соратник азербайджанский поэт Бирия и другие лидеры просоветской партии Южного Азербайджана будут осуждены по 58-й статье советского УК и уедут в лагеря. Пройдет тридцать лет, и когда после падения иранского шаха Гейдар Алиев захочет встретиться с лидерами иранских азербайджанцев, окажется, что среди них нет ни одного, кто хотя бы знал азербайджанский язык.
Говорить о возвращении России к советским традициям давно стало общим местом; кто-то говорит об этом восторженно, кто-то возмущенно, но это даже не имеет значения. Среди всех советских традиций самая неизменная — вот это отношение Москвы к промосковским силам в кризисных регионах. От Тельмана и чехословацких коммунистов с радиостанции «Влтава» 1968 года до прибалтийских омоновцев и «комитетов национального спасения» — за всю советскую историю ни разу не было такого, чтобы Москва, помирившись с «силами реакции», позаботилась хотя бы о личной безопасности своих друзей. «Это наша традиция, и мы ее храним».
Сейчас, когда из Донецка, Харькова и Луганска приходят примерно те же новости, которые приходили из Симферополя и Севастополя полтора месяца назад, самое время задуматься о том, когда ждать в Кремле нового расширенного заседания обеих палат Федерального собрания, на котором торжественно будет подписан договор о принятии в состав России нескольких новых субъектов.
И чем более явной кажется сейчас именно такая перспектива, тем увереннее можно сказать: этого не случится никогда. Россия больше не примет в свой состав ни одного нового региона Восточной Украины. Не будет ни торжественного заседания в Кремле, ни подписания договора, ни митингов солидарности с участием безотказных бюджетников под лозунгом «Донбасс наш». После «русской весны» наступит русское лето, а «русское лето» – это когда все уехали в отпуск, и ничего не происходит, и по телевизору показывают повторы старых передач.
Люди разные. Есть симпатичные, есть страшные, есть юродивые. Есть все, кого мы привыкли видеть на митингах. И что стоит про них понимать — их несколько сотен на миллионный город (в котором, кстати, совсем не каждый постоянно живет — по ощущению, большая часть — люди из области), и кроме них ни в бандеровско-американскую угрозу, ни в республику никто не верит.
Тоже уточню. Понятно, что большинство пассивно всегда, революциям это совершаться не мешало никогда. В Крыму большинство тоже было пассивно, и где теперь Крым.
Здесь должен быть абзац на тему того, почему Донбасс не Крым, но я об этом уже писал, поэтому сразу дальше. Люди уйдут из здания, потом, в зависимости от талантов Киева и Ахметова, будут или похороны, или всякие расширенные заседания областного совета с участием бывших сепаратистов (в Калининграде в 2010 году как раз этим все закончилось), а Украина изберет своего нового президента и пойдет дальше по своему трудному пути. Та нарисованная картинка про фашистов и про «Россия, спаси!» — в Донецке ее действие ограничено территорией, которая огорожена баррикадами вокруг областной державной администрации. В России — зоной покрытия федеральных телеканалов.
Это, я думаю, самое важное во всем восточноукраинском сюжете. Россия стала слишком зависима от несуществующей проблемы.
Оптимист оценит Женевскую декларацию как свидетельство, что участники встречи ни о чем не договорились, но все-таки, кажется, очень даже договорились. Россия отказалась от поддержки своих сторонников на Юго-Востоке Украины. И, между прочим, что касается миссии ОБСЕ — это как бы новость, но с другой стороны и не совсем новость. На сайте организации еще 10 апреля было опубликовано 200 (двести, не ошибка) вакансий для работы в мониторинговой миссии. Это секондированные, то есть утверждаемые на уровне МИДов, и достаточно дорогие должности. Жадная ОБСЕ едва ли стала бы набирать людей просто так, на всякий случай. То есть еще неделю назад было, видимо, известно, что Россия согласится на этот транспарентный, инклюзивный подотчетный и совсем не похожий на «Русскую весну» план.
Но он открыл рот, и я обнаружил совсем не народного лидера и сильного политика, а натурального шукшинского героя, технолога мясо-молочной промышленности, который после Майдана-2004 увлекся политикой, окончил даже политологический факультет и теперь добивается возвращения Украине ядерного статуса – по крайней мере, именно это он назвал в числе основных своих политических требований. Чудик – но в лентах официальных российских агентств все ссылки на Солнцева расставлены без указания каких-либо оговорок. Виртуальная картинка оказывается важнее реальной – до поры, конечно. Виртуальную картинку очень легко выключить.
Я не настаиваю на том, что ее выключит именно эта Женевская декларация; может быть, торг (за признание ли Крыма, еще за что-нибудь – мало ли поводов) затянется еще на какое-то время. Но нет ничего, что указывало бы на то, что народная стихия окажется сильнее решений политиков далеко от Донецка. По крайней мере, это не та стихия, на которую энтузиастам «русской весны» стоит надеяться.
