Я помню всё так ясно, словно это случилось днём,
Хотя это случилось глубокой ночью.
Я шёл по парижским улицам
Было холодно, и начинал моросить дождь.
Стив Харрис
…Хотя было тепло, и вокруг по перрону московского вокзала, как обычно, бродил народ в красно-белых розах. Нас было немного, но мы были полностью готовы. Впрочем, кое-что сделано не было – я пошёл к автомату, позвонил маме и сказал, что еду в Волгоград – на выезд. Денег на дорогу у меня было в один конец, о чём я ей не сообщил – зачем пугать человека? Нас ехало двое помимо всей остальной весёлой компании: Андрей и я (третий, Рюкзак, в тот раз не поехал) – неразлучные друзья, ходившие на игры «Спартака» уже три сезона. Но на выезд я выбрался впервые – и это должен был быть чемпионский выезд. Мне было 16 лет, и это было 2 октября 1993 года.
Ничего интересного в поезде не случилось, в Волгограде мы выгрузились из него и разошлись: старики убыли на конспиративные квартиры и в гостиницу, а мы нашли столовую невдалеке от вокзала (как оказалось, там хорошо кормят), и пошли гулять по городу – разумеется, с пивом и в розах. В те эпические времена проблем в других городах с фанатами не было, как раз наоборот – с ними были рады пообщаться, потому как их было мало, либо очень мало. Проблемы всегда и везде возникали с двумя категориями населения – с ментами и гопниками (порой их сложно было отличить друг от друга), но город был новым для нас, и мы ничего и никого не боялись.
Кстати, о стариках. Тогда не существовало нынешней градации на карланов, скарферов, кузьмичей и т.п. Были старики (те, кто съездил на выезды от восьми раз и больше), пионеры (или же фантики, как их иронично называл Андрей) и просто фэны. Тогда не было даже Flint’s Crew: Гашек с его вездесущим хвостом и вся компания в чёрно-оранжевых бомберах появились позже.
Ближе к вечеру и началу игры мы подтянулись к стадиону, где с удивлением наблюдали, как с машины яро и буйно митинговал какой-то казак (ни дать ни взять Ленин на броневике) – что вы хотите, такие были времена. Мы прошли на трибуну, и один из нас пересчитал количество фэнов на гостевом секторе – нас было мало, мало (около пятидесяти – 1993 год, не 1989 и не 1996), и вскоре игра началась. Табло не работало, стадион был полон, сектор, как водится, охраняли менты.
У «Спартака» была мощнейшая команда – Андрей Пятницкий, Валера Карпин, Володя Бесчастных, Илья Цымбаларь, в запасе Федор Черенков. Клуб в том сезоне благодаря какому-то удивительному стечению обстоятельств и судье Жорже Короаду не взял Кубок Кубков, но мощно и уверенно шёл к очередному чемпионскому титулу, не проигрывая очень долго – с первого тура. Но и у «Ротора» был прекрасный состав – Олег Веретенников, Валерий Есипов, вратарь Мананников, Владимир Нидергаус (в той игре не играл). Мы были уверены в победе, но голов в первом тайме не случилось, а на 67-й минуте нам забил защитник Александр Шмарко.
Именно в этот момент наши подняли над трибуной «Весёлый Роджер», и на сектор прыгнули менты.
Ментов мы не любили, и они отвечали нам полной взаимностью. Хоть и случилась перестройка и распад Союза, но мозги у стражей порядка не перестроились совершенно. Хуже всех были лужниковские – постоянно кого-то пытались винтить с сектора В11 и других, на игре Лиги Чемпионов с «Галатасараем» не давали нам даже вставать со скамеек (в то время как турецкий сектор стоя грохотал своим «Чим-бум-бум»). Когда играли с афинским АЕК-ом, и судья удалил Федю Черенкова (одна из последних его игр), трибуна громко пояснила судье, кто он такой – а в конце игры на сектор вышел товарищ майор и заявил в мегафон – «я вам покажу судью-пид…са». В итоге менты стояли цепочкой под трибуной до выхода из «Лужников» и избивали всех, невзирая на пол и возраст. Но были и прекрасные моменты: когда осенью 92-го «Спартак» громил «Ливерпуль», на стадионе творилась невероятная шиза – горело и дымилось всё, что могло, и в начале второго тайма последний оставшийся мент от страха просто убежал с сектора В11, что народ с радостью и отметил. Ну и все помнили «Спартак» – «Хаарлем», да.
Попытка отбить флаг успехом не увенчалась, игра закончилась с тем же счётом. Мы не знали, что в ходе матча трансляцию вырубили – о блаженные времена, когда ни пейджеров, ни мобильников ни у кого не было, и мы были не в курсе происходящего. Народ вышел с трибуны и поехал в гостиницу отдыхать, и с ними Андрей – а я решил пройтись по городу. Город праздновал победу, на подножках трамваев стояли и кричали радостные волгоградцы, а я в темноте шёл вперёд. Захожу в гостиницу в розе, и меня останавливает дама:
– Мальчик, ты из Москвы?
– Ну да.
– А ты знаешь, что у вас в Москве война идёт?
Шок, бросок наверх.
Вы когда-нибудь попадали на выезд с нулём рублей в кармане, зная, что в вашем городе идёт путч, стреляют и сражаются? Мне не доводилось. Все наши сидели в номерах и, как маньяки, упорно смотрели в телевизор, где показывали тот самый грузовик, который въезжал в двери «Останкина». Все пили пиво и обсуждали, ничего не понимая в происходящем. Удивление было таким большим, что, казалось, могло заполнить собой весь город. И никто не понимал, что будет дальше. Мы говорили, говорили, говорили, постепенно отключаясь и засыпая в тех позах, где нас застал сон.
Проснувшись утром, я выглянул в коридор. Чуть правее напротив был номер – именно что был. Двери там отсутствовали, дверная рама – тоже. Стёкол в окнах не обнаружилось, не увидели мы и оконных рам. Шкафов, ковра и кроватей также не оказалось, но посреди того, что когда-то было гостиничным номером, громоздилась огромная куча объедков, обломков и битых бутылок. Кажется, всё-таки у кого-то немного сдали нервы, хотя ничего определённого утверждать не могу – авторство сего так и осталось неизвестным. Ещё ходили слухи про волгоградцев, которые подходили к гостинице с утра поприветствовать москвичей – и вроде бы в избытке чувств народ в ответ выбросил из окон два или три телевизора, но это только слухи. А нам было пора на вокзал.
На вокзале выяснилась удивительная вещь – волгоградцы начали массово сдавать билеты с мотивацией «нас там поубивают». Задачу добраться нам это облегчало, потому как поиздержались многие, и обратные билеты были не у всех.
Здесь надо рассказать о том, как доезжали, приезжали и уезжали. Это отдельный эпик: кого-то снимали с поездов, и он добирался на игры, кто-то вписывался в нерабочие тамбуры (треугольный ключ – хорошая тема), кто-то спал на третьих полках, и так далее. Зачастую прятались в верхние и нижние гробы в купе (до сих пор не понимаю, как в нижний кто-то мог поместиться, но ходили слухи, что некоторые умудрялись пробыть там достаточно долго). Ну и на собаках, конечно. Однажды кони по пути на выезд в Барселону проехали всю Францию в туалете вагона скоростного поезда – даже такое было.
В вагоне я забрался в верхний гроб, как и ещё один товарищ, и нас накрыли матрасом. Слышу: заходит проводница, собирает билеты – и тут повисает нехорошее молчание. Я понимаю, что мои длинные волосы свисают из-за края матраса наружу – вот чёрт! Выглядываю наружу и мило говорю ей: «Здравствуйте, сударыня!». «Здравствуйте»,– отвечала она, после чего ушла, и больше я её не видел. Поездка прошла отлично, все квасили, не щадя живота своего, и, поверите ли, почти каждый бокал поднимался за Бориса Николаевича Ельцина и за демократию. Кто-то даже повязал на шею занавеску в порыве энтузиазма (оставив её перед выходом, впрочем).
Наверное, здесь должен был бы быть рассказ о том, как народ отправился к Белому дому и так далее, но его не будет – все очень устали и разъехались по домам. Вот и вся история.
