С Димой я познакомился прошлым летом. Он выделялся среди других ребят из тогдашней скиновской тусовки — такой здоровый бритый наголо улыбчивый парень. Постоянно шутил про качалку, занимался какими-то антифа-делами и учился на биолога. Хотел стать видным ученым. Так он сам говорил. Я, признаться, не вдавался никогда в подробности его учебы и активистcких тем. Больше советовался по каким-то общим вопросам субкультурной городской жизни.
Мы никогда особо не были близки — я не знаю ничего о его семье или отношениях с девушками, он не был в курсе моих проблем. Мы скорее приятельствовали — ели пару раз в дешевых китайских кафешках на Апраксином дворе, спорили о современном искусстве, геях, политике. Он, как и многие в его окружении, ненавидел художников-акционистов, презирал феминисток и анархов, которые маршировали на массовых акциях под радужными полотнищами. Называл их презрительно “евролеваками”. Я же этих “евролеваков” любил и постоянно ему возражал. Дима был довольно консервативный пацан, и мне было интересно переубедить его. Не уверен, правда, что у меня хорошо получалось.
Иногда он подрабатывал расклейкой рекламы борделей или какой другой подобной чушью. Я знаю, что это сомнительные для репутации вещи, но я был не особо требователен к нему касательно подобных историй. Считал, что позже он сам должен сделать выводы о том, этичны ли были его поступки или нет.
Мне говорили, что он когда-то был правым. Не знаю, так это было или нет на самом деле. В компании, где он вращался, было принято придумывать себе несуществующие биографии — каждый второй сочинял себе истории о несуществующих убийствах и тюремных сроках. Все в духе “Антикиллера” или “Бумера” с “Бригадой”.
Кто-то в шутку называл себя трансгендером, кто-то нацистом, а кто-то шутил про то, что только что вернулся из ополчения ДНР.
Поэтому честно скажу, мне мало известно о биографии Димы. И я не смогу ничего ответить на вопрос был ли он нацистом. Ну то есть чисто в теории он наверное и мог подраться на улице с кавказцами (я не имею в виду недавнюю историю и рассуждаю абстрактно), но не из-за того, что они кавказцы, а из-за того, что они напали на его друзей.
Он пару раз гостил у меня на окраине Питера. Мы с его друзьями пили чифирь, ели шоколад “Аленка” и смотрели все того же “Антикиллера”. Почему-то его тусовка любила такую вот криминальную постсоветскую эстетику.
Еще Дима был ельцинистом. Не в том смысле, что ему было действительно важны убеждения и поступки первого российского президента Бориса Ельцина, а в том смысле, что он развивал сообщество Yeltsin Death Brigade в соцсети “ВКонтакте”. Я до сих пор не могу объяснить чего он и другие ребята оттуда пытались добиться. Создать субкультуру для субкультуры, видимо. Иногда их посты были глупыми, иногда смешными, иногда были за гранью. Меня веселило даже не их творчество, а то, как они к нему относятся. Как-то так.
Наверное, это не совсем правильно, но несмотря на расхождение с Димой во взглядах, я испытывал к нему симпатию и общаться с ним мне было интересно. Пару раз я был свидетелем того, как он попадал в конфликтные ситуации. Несмотря на свои габариты, Дима не пытался сразу решать конфликты кулаками. Думаю, что за оружие он бы схватился, если бы попал в совсем мрачный замес — да и то не ради того, чтобы кого-то отправить на длительную встречу с предками, а для того чтобы защитить друзей. В этом смысле не него можно было положиться.
Хотя компания Димы была бедовая. Им всегда везло на мудаков, которые лезли на них с кулаками. Я, честно, всегда опасался, что эти стычки кончатся скверно, но не думал, что все будет именно так — драка, нож, труп, обвинение в убийстве.
Меня не было в тот день в Питере, хотя мог бы быть и мог бы идти вместе с Димой на тот концерт. Я не знаю мог ли Дима кого-то порезать или нет и не знаю доподлинно причины конфликта. Даже версия, которую приводит “Фонтанка”, о том, что Дима с ножом отбивался от троих дагестанцев-борцов, мне кажется не более чем версией. Хотя в то, что убитый оказался племянником полковника МВД из Каспийска, я почему-то поверил. И тут очень важно сказать, что я по личному опыту знаю, что в делах, где проливается родная кровь чиновников, а тем более ментов, а тем более с Кавказа, очень опрометчиво надеяться на справедливое разбирательство. А так как я знаю Диму, то за его делом я буду следить очень внимательно.
«Я ничего не знаю» — ну что ж, тогда, наверное, стоит что-нибудь узнать, а потом писать.