От Кашина: Предлагая вашему вниманию второй рассказ Сергея Простакова из цикла «Официальная народность» (первый можно прочитать вот здесь), мы еще раз хотим обратить внимание на то, что, поскольку редакция «Кашина» никому не платит гонораров, а автор нигде не работает, этот текст стоит считать не просто текстом, но и своего рода объявлением о поиске автором возможности писать статьи за гонорары. Об авторе можно прочитать вот тут, но лучше сначала ознакомиться с его рассказом и удивиться, почему Простаков до сих пор не пишет в ваше издание.
В этот раз праздничный митинг был большой. К главе администрации поселка, к пригнанным учителям и ученикам из местной школы впервые за последние пятнадцать лет прибавилась ячейка компартии. Состояла она из трех человек далеко за шестьдесят лет, чей главный повод для гордости был в сохраненных в темные времена партийных билетах КПСС.
Обычно в начале февраля администрация вместе с школьным руководством проводили линейку у памятника погибшим в Великой Отечественной войне в честь очередной даты освобождения поселка от немцев. И никого кроме школьников, возлагавших дежурный муниципальный венок к фигуре солдата с гипсовым ППШ, обычно там не было.
Но на рядовую шестьдесят вторую годовщину освобождения коммунисты постарались собрать как можно больше поселян. Повод был — из администрации до жителей поселка дошел слух: здесь, чуть ли не у фигуры с ППШ немцы собираются открывать кладбище своим солдатам, погибшим в России. И согласовано, судя по всему, было на самом верху. То есть, совсем наверху. И поселяне впервые со школьных времен пошли в начале февраля к памятнику. Администрация была вынуждена отвечать, и явилась на торжество почти в полном составе.
Глава поселка громко вещал, пытаясь перекричать февральский ветер:
— В этот день шестьдесят два года назад Красная армия, оттолкнувшись от волжских берегов освободила от немецко-фашистских захватчиков наш поселок. Этот день…
— Ты лучше слово дай Олегу Денисовичу Улисову! Пусть он расскажет, как в сорок пятом вернулся к пепелищу в родном поселке! — закричал глава ячейки коммунистов Юрий Константинович. Надо отдать должное партийному ветерану — побороть метель голосом ему удалось лучше, чем главе поселка.
Все обернулись к коммунисту, державшему старое бархатное знамя с изображением Ленина. Он продолжал:
— Нет, ты дай ему слово! И объясни ему, как ты дал свое согласие на то, чтобы посреди поселка хоронили фашистов, которые убили его родителей!
Олег Денисович стоял рядом, и отворачивался. Метель дула прямо в лицо старика.
В поселке его знали все. Сорок лет к ряду в школе на уроках мужества рассказывали про него. В День Победы ученикам давали задание: отнести ему букет цветов. Сам он эти уроки и майские торжества не посещал.
В мае 1941 года его призвали. Дошел до Сталинграда. Развернулся и пошел к Берлину. В 1943 году, когда родную область освободили, стал писать в поселок матери и отцу. Никто не отвечал. В мае 1945 года он наставил автомат на генерала Вейдлинга, пришедшего к Чуйкову подписывать капитуляцию. Но стрелять в этого фрица он не собирался — все оставшиеся пули улетят в дымное берлинское небо. Победа!
Он вернулся поздней осенью триумфального года. Увидел пепелище. Кто-то из оставшихся знакомых рассказал Олегу Денисовичу, как в дни, когда он сидел в окопах Сталинграда, его младший брат ночью мелом на немецкой комендатуре нарисовал пятиконечную звезду. Был схвачен. Немцы решили, что Улисовы не преуспели в воспитании. Мать и отца прямо во дворе дома заставили вырыть большую яму. На глазах младшенькому пустили в затылок пулю. А родителей живых затолкали за ним следом. Засыпали. Местного русского полицая поставили над могилой в караул — для верности. Через несколько часов он облил бензином дом Улисовых, бросил спичку и ушел. Осенний ветер разметал огонь по соседним домам. Перед второй военной зимой соседи Улисовых остались без жилья.
Во время войны в поселке здраво порешали, что перезахоранивать Улисовых не к чему — вон, сколько их неприкопанных лежит, что ихних, что наших. А эти на месте. Если Олежка вернется, то похоронит по-людски. На уроках мужества не рассказывали, как вернувшийся с войны солдат выкапывал родителей и брата, разрубая одолженной немецкой саперной лопаткой чернозем. Схоронил всех в одной могиле на кладбище, накрыв своей плащ-палаткой. «А ведь для меня гробом она могла стать», — подумал над могилой.
Таких как он без жилья в поселке было много. Всех временно селили в старенькую кирпичную больницу, построенную когда-то земством. Там он встретил одного из бывших соседей, который не упустил возможности упрекнуть Олега Денисовича, что жилья он лишился из-за его родственников. Врезав ему, Олег Денисович решил построиться на противоположном краю поселка…
…Глава поселка быстро отреагировал на слова старого коммуниста:
— Уважаемые поселяне, собрание с представителями областной администрации и немецкой стороной по поводу предполагаемого строительства состоится примерно через месяц. На нем каждый житель поселка сможет высказаться. Все мнения будут учтены. Конечно же, первым слово дадут нашим ветеранам…
Толпа шумела. Бархатный Ленин развивался на снежном ветру. Юрий Константинович обернулся к ветерану. Его не было. Он хромал по заметаемой снегом дорожке к машине, в которой его ждал внук.
***
Собрание состоялось. Правда, не через месяц, а через два. В поселковом ДК собирались люди. Коммунисты провели за это время большую работу. Решительное нет «новой немецкой оккупации» в присутствии губернатора — его ожидали — готов был сказать каждый житель поселка.
И вот появился кортеж. Чтобы произвести впечатление на немцев из областного автопарка губернатор специально выделил казенные новенькие Volkswagen Passat. Впрочем, немецкие представители не впечатлились. Так как ехать на встречу с жителями поселка глава области не собирался, из-за немецкой бесчувственности к русском гостеприимству он не расстроился.
За него перед поселянами выступил зам, который всех заверил, что строительство будет проходить при помощи экологически чистых немецких строительных материалов. Организация в поселке не простого кладбища, а всероссийского центра, в который будут свозить все останки немецких солдат, найденные в России, послужит для укрепления российско-германского диалога и окончательному примирению. Естественно работать будут немецкие граждане, и все траты на себя возьмет Берлин. «Так что никого угонять не будут», — попытался закончить шуткой свое выступление чиновник.
Немец много рассказывал о том, что война — это плохо, что немцы помнят о преступлениях нацистов, что создание в поселке большого кладбища для солдат немецкой армии послужит для укрепления российско-германского диалога. Что тысячи родственников немецких солдат: жены, дети, внуки многие десятилетия ждут места, где их мужья, отцы и деды найдут последний покой.
— Что, и тех, которые моих родителей с братцем живьем закопали, тут тоже схоронят? Или они сейчас, небось, у вас пенсию побольше моей получают, а? — с первого ряда, перебив немца, задал вопрос Олег Денисович.
Глава поселка закрыл голову руками.
Немец замолчал.
— К себе везите хоронить! — послышалось из зала.
Зам губернатора смотрел на краснеющего главу поселка с немым вопросом: ты же обещал подготовленных ветеранов – этого что ли?
Олег Денисович видел первого немца с сорок пятого, видел в нем черты всех тех, кого он брал в плен, ранил, убивал, ненавидел.
Немец с достоинством продолжил:
— Немецкий народ скорбит вместе с вами. Мы знаем и помним каким кошмаром для русских стала война на Восточном фронте. Я хотел сказать, что наш фонд обещает помочь поселку в благоустройстве. Мы уже обсудили с губернатором возможности ремонта вашей больницы.
Зал зашумел.
Всё еще краснеющий глава поселка поднялся, и смущенно заговорил:
— А теперь слово предоставляется нашим ветеранам.
В первом ряду встал Василий Георгиевич — ветеран флота, который вот уже сорок лет выступал на уроках мужества.
— Это большое событие в жизни нашего поселка…
Его мало кто слушал. Зал шумел. Немцы будут чинить больницу. Или не будут?
***
И, действительно, через месяц поселок заполонила немецкая техника. Одна колона со строительными материалами отправилась на пустырь на окраине поселка, другая — к больнице.
Ее все-таки будут ремонтировать! В течение апреля стало известно, что немцы организуют не просто ремонт, но и обещают поставить в больницу необходимое оборудование. Ячейка коммунистов вновь ушла в глухое подполье.
Тем майским днем, когда немцы начали строительство кладбища, к Олегу Денисовичу приехал внук.
— Дед, а ты знаешь, что немецкое кладбище будет, где твой старый дом стоял? Там уже техника работает.
— Вези!
Новенькие бульдозеры сдирали свежую майскую траву. Сдирали там, где раньше была могила Улисовых, дома его соседей. Олег Денисович направился к бульдозеру.
«Вот сейчас пусть меня живьем закопает!»
— Дед, дед, ты куда? Дед! – кричал внук.
«Пусть тут закопает!»
Бульдозер остановился. Из него вылез ничего не понимающий немец.
«Ну, закапывай!»
Глава поселка и внук догнали Олега Денисовича одновременно. Первый кричал:
— Дед, война закончилась! Всё! Немцы тебе, нам больницу ремонтируют! Ты чего хочешь? Ты понимаешь, что всё решили там, — махнул рукой в неопределенном направлении. — Война кончилась! Мы победили! Дед, уходи, не мешайся! Побереги себя! Уводи деда! Всё!
***
Через год он лежал в девятиместной палате отремонтированной больницы.
Над его головой работал «немецкий» телевизор. Теперь всё в больнице называли «немецким»: кровати, утки, капельницы, оконные рамы, коврики.
Екатерина Андреева на невидимом ему экране без эмоций проговаривала текст:
— Сегодня накануне праздника Победы в России открылось крупнейшее мемориальное кладбище солдат Вермахта. Десятки тысяч солдат и офицеров, которые пришли на нашу землю, как оккупанты, обрели последний покой. На траурную церемонию кроме родственников и официальных лиц пришли и ветераны Великой Отечественной войны. По мнению фронтовиков, могилы солдат вражеской армии в центре России — это напоминание о трагедиях прошлого и лучшее предостережение всем потенциальным агрессорам.
Хороший текст, но до Ивакина не дотягивает.
Русише швайн — вот, что немцы вынесли и увезли в собой в Фатерлянд. Швайн, швайн, швайн!!!