Коллапс и пропаганда (уроки доктора Геббельса)

«Неужели они не понимают, что все кончено? На что они там надеются? О какой победе говорят?» — несомненно, в начале 1945 года эти мысли посещали многих немцев и не только немцев. Опубликованные дневники Геббельса могут частично ответить на эти вопросы. Любопытны они не только содержащейся в них фактической информацией, но еще и тем, что дают некоторое представление о мышлении высокопоставленных чиновников в условиях стремительного коллапса возглавляемого ими режима. Понятно, что тщеславный Геббельс писал (во всяком случае, начинал писать) свои дневники с расчетом на будущую публикацию, и это вовсе не личные записи. Но все-таки субъективные ощущения автора там присутствуют.

Из всех опубликованных дневников мы разберем только четыре самые последние из сохранившихся записей — за 3, 4, 8 и 9 апреля. Записей за 5-7 апреля в дневнике не было.

3 апреля 1945 года

Одной из idée-fixe Геббельса в последние дни войны было создание в тылу наступающих союзнических войск партизанского движения, которое он называет «движением «Вервольф». Как показала история, никакого нацистского партизанского движения создать не удалось, и все усилия Геббельса пошли прахом. Но 3 апреля 1945 года он испытывает энтузиазм: «Я знаю, что движение «Вервольф» в данный момент еще не отличается большой активностью. Несмотря на это, я энергично продолжаю его пропагандировать. Я хочу также постепенно взять в свои руки всю организационную сторону этого движения. Я не то чтобы считаю себя склонным к подобной деятельности, а просто полагаю, что для руководства движением «Вервольф» необходимы темперамент и энтузиазм». Невольно напрашивается аналогия с нашей с вами современностью, когда один московский философ, обладающий темпераментом и энтузиазмом, некоторое время пытался возглавлять пресловутую «Донецкую народную республику».

Союзники наступают со всех сторон, и Геббельс возбуждает себя безумными фантазиями по поводу их коварных планов: «Так, хотят вырубить все немецкие леса, а древесину вывезти в Англию».

Дальше Геббельс переходит к американцам: «Совершенно непревзойденный образчик цинизма продемонстрировали и американцы. На руинах Кёльнского собора они отслужили благодарственный молебен, завершив его общим пением гимна «Боже, благослови Америку!». Какие же еще унижения нам предстоит вытерпеть, пока для нас не наступит час избавления!». Как мы знаем, час избавления для Геббельса наступил через 28 дней, когда он покончил с собой, захватив на тот свет жену и шестерых детей. На какое избавление он надеялся 3 апреля и как его представлял себе? Заметим, что креативная идея с пением американцами гимна «Боже, благослови Америку!» на руинах какого-нибудь собора вполне может быть использована в определенной ситуации и сегодня — во всяком случае, никто особо и не удивится.

Наконец, Геббельс переходит к своей любимой теме весны 1945 года — нарастающим противоречиям между союзниками по антигитлеровской коалиции. Похоже, что он искренне надеялся, что они переругаются до поражения рейха, и это станет шансом и для Гитлера, и для самого Геббельса.

«Я убежден в том, что эти политические разногласия можно очень быстро разжечь до пламени, особенно если они не будут постоянно приглушаться военными успехами противной стороны», — резюмирует он. Впрочем, дальше он вынужден признать, что разжигание противоречий между наступающими союзниками осложнено: «Но как это осуществить, принимая во внимание тот факт, что Рузвельт изо дня в день может публиковать все новые сообщения о победах на фронте?». Действительно, очень трудно убеждать победителя, что он зря побеждает.

В заключение записи Геббельс возвращается к суровой реальности гибнущего рейха: «Из Касселя, как в свое время из Мангейма, поступило сообщение, что город сообщил противнику по телефону о своей готовности капитулировать. Я не верю, что это соответствует действительности». Действительно, как можно поверить в то, что люди совершенно не желают воевать и превращать свои города в руины, наслушавшись речей из берлинского бункера?

4 апреля 1945 года

«Все эти факты дают английской общественности повод питать надежду, что рейх находится в состоянии полного распада», — так резюмирует Геббельс содержание британской прессы 4 апреля 1945 года.  «В Англии полагают, что благодаря этому можно будет прийти к быстрой и легкой победе. Немецкое население считают полностью созревшим для капитуляции… сопротивление, как там утверждают, станет просто иллюзорным в результате стихийного выступления гражданского населения. Немецкий народ якобы собирается поменять знамена со свастикой на белые флаги, вследствие чего западные противники легко с ним справятся», — Геббельс явно не согласен с выводами англичан, хотя мы-то знаем, что в апреле 1945 года многие немецкие города действительно капитулировали и вывешивали белые флаги, а рейх находился в состоянии полного распада.

Между прочим, далее он все-таки признает определенные проблемы и даже набрасывает пути решения. «Я все-таки надеюсь, что мне удастся… снова поднять моральный дух народа, хотя для этого и потребуется приложить величайшие усилия». Рецепты Геббельса кажутся до боли знакомыми: «Мне поможет прежде всего нынешняя четкая информационная политика, включающая в свою сферу освещение не только военных событий, но и в значительной степени политических вопросов». То есть на суровые вызовы реальности Геббельс собирается отвечать «четкой информационной политикой»! Как мы знаем, никакая информационная политика Геббельсу и третьему рейху не помогла, и моральных дух немецкого народа в оставшиеся недели апреля падал все ниже и ниже, причем по вполне понятным и объективным причинам.

Геббельс — крупный бюрократ, и в апреле 1945 года он мыслит именно чиновничьими категориями, явно переоценивая практическую пользу от своей деятельности, а свою агитационную работу он искренне считает «величайшими усилиями». И  вот как сидящий в берлинском бункере чиновник-пропагандист представляет себе пути совладания с критической обстановкой в Вене, которую в эти сутки как раз начали штурмовать: «Относительно обороны Вены фюрер отдал свой самый строгий за всю войну приказ. Наши солдаты должны держаться твердо, все как один, а того, кто покидает позиции, надлежит расстреливать». Прекрасный пример бюрократического мышления: для того, чтоб решить проблему — надо отдать приказ. Получив приказ, солдаты, все как один, должны твердо держаться. Впрочем, упоминание расстрела как бы говорит нам, что исключительно на авторитет фюрера рассчитывать уже не приходилось. «Есть надежда, что таким путем можно будет совладать с критической обстановкой в районе Вены», — пишет Геббельс, не зная, что Вена, конечно же, будет освобождена от гитлеровцев в ближайшие 10 дней.

Тем не менее вера во всемогущество своей пропаганды и авторитет Гитлера остается у Геббельса незыблемой. Вот любопытный пассаж на эту тему из той же записи: «Положение таково, что духовный кризис, переживаемый в настоящее время народом, может быть преодолен исключительно с помощью слова фюрера».  То есть дело не в очевидном военном разгроме Германии, а в духовном кризисе. Духовный кризис известно как лечится: «То, что фюрер не выступает с речью, я считаю большим недостатком. Хотя сейчас у нас еще нет успехов (!!! – при.авт), фюрер мог бы все-таки взять слово, ибо говорить нужно не только тогда, когда есть успехи, но и как раз тогда, когда мы терпим неудачи». Здесь наблюдается еще одна знакомая нам тенденция: «В данный момент очень трудно добиться от фюрера решений. Фюрер занимается почти исключительно положением на Западе и не находит времени для других дел. Разумеется, если ему удастся снова сколько-нибудь отрегулировать положение на Западе, то это будет означать решающее для всей войны деяние». То есть не любят вожди выступать перед народом на фоне поражений — и это не только Гитлеру было присуще.

Выражать какие-то надежды на хороший исход в апреле 1945 года непросто, но Геббельс находит лазейки. Например, пишет: «Мы переживаем опасную критическую стадию этой войны, и иногда кажется, будто в разгар военного кризиса у сражающегося немецкого народа появился приступ обильного потения, и непосвященный не знает, приведет ли это к смерти или к выздоровлению». Приступ обильного потения немецкого народа, как мы помним, привел к обоим результатам: кто-то умер, а народ выздоровел. Но считающий себя «посвященным» в тайны народного потения Геббельс, конечно, рассчитывал на несколько иной исход.

Ну и зарисовка из жизни оторванных от реальности бюрократов: «У фюрера были очень длительные переговоры с обергруппенфюрером Каммлером, на котором лежит значительная доля ответственности за реформу военной авиации. Каммлер показывает себя с лучшей стороны, и на него возлагают большие надежды». 4 апреля 1945 года — несомненно, самое подходящее время для долгих совещаний по реформированию уже де-факто не существующей на тот момент германской авиации.

Не обходится этот день без традиционного поиска противоречий между союзниками: «Что касается политического кризиса, порождаемого войной, то следует констатировать усиливающееся недовольство общественности США прежде всего политикой в отношении Кремля… Сталин обращается с Рузвельтом и Черчиллем, как с глупыми мальчишками, и остается только надеяться, что такого рода провокационное поведение переполнит, наконец, чашу терпения в западном лагере наших врагов…. Дальнейшее развитие политического кризиса в лагере противника зависит от возможных перипетий в ближайшие две недели. Решающим здесь является вопрос, насколько нам удастся снова в какой-то степени организовать сопротивление на Западе». Как мы знаем, в две последующие недели апреля 1945 года политический кризис в лагере противников гитлеровской Германии никак особо не развился, да и с организацией сопротивления на Западе тоже ничего не получилось.

8 апреля 1945 года

«Английская пресса одним махом полностью меняет курс. Она теперь восхищается руководством и силой сопротивления немецкого народа, нашими военными успехами и высоким моральным духом немецкой нации в этой роковой борьбе. Английские генералы пишут, что было бы несправедливо не восхищаться этим. И англичане тоже считают, что упорство немецкого народа выше всяких похвал», — делится своими маленькими радостями Геббельс.

Советскую прессу Геббельс тоже читает, более того — умудряется находить добрые знаки и в ней: «Кстати, советская пресса опровергает слухи о сепаратных мирных переговорах между Москвой и Берлином, хотя и высказывается на эту тему мягче, чем можно было ожидать. И здесь Сталин хочет держать все двери открытыми».

Поиск утешения между строк зарубежных новостей продолжается: «На имперской конференции в Лондоне чрезвычайно мрачную речь произнес Смэтс. В конференции в Сан-Франциско он видит последний шанс для цивилизованного человечества. Если конференция потерпит неудачу, тогда-де будет обречено на гибель то, что мы понимаем под культурным человечеством. Неотвратимым следствием будет катастрофа всего человечества, масштабы которой трудно себе представить. Третья мировая война будет вестись новым, еще более опустошительным оружием. То, что останется от человечества, будет, по словам Смэтса, недостойно жизни и нежизнеспособно». Из 2015 года пессимизм господина Смэтса кажется чрезмерным, и если о чем и заставляет задуматься, то только о том, что любители предсказывать человечеству катастрофу всегда были и будут.

Геббельс все еще очень верит в свою идею с партизанами-«вервольфами», но больше всего верит в магию своей публицистики: «Во второй половине дня я пишу передовую статью «Сопротивляться любой ценой, — делится он планами. — В ней, как и в воззвании к организации «Вервольф», я говорю решительно, впервые несколько изменяя своей сдержанной манере. Теперь нет смысла ходить вокруг да около. Нужно называть вещи своими именами, рискуя даже тем, что за границей на первых порах из этого извлекут вначале пользу для себя». То есть до 8 апреля 1945 года Геббельс, получается, говорил в сдержанной манере, но тут уж не сдержался.

Между тем реальность стучится в двери фантазийного мира Геббельса все громче и настойчивее. «В Берлине — Рансдорфе впервые с начала войны произошли небольшие беспорядки. 200 мужчин и женщин ворвались в две булочные и взяли себе хлеба. Я сейчас же решаю принять жесткие меры против этого, ибо такие симптомы внутренней слабости и зарождающегося пораженчества ни при каких обстоятельствах не могут быть терпимы».

Последний абзац записи от 8 апреля едва ли не самый важный для понимания психологии Геббельса.

«Довольно печальный вечер — одна за другой в дом поступают плохие вести. Иногда с отчаяния задаешься вопросом, к чему все это приведет», — пишет он, и здесь сквозь рапорты пропагандиста прорывается человеческое отчаяние.

Казалось бы, пора признаться хотя бы себе в поражении и посмотреть, наконец,  правде в глаза. Но Геббельс находит спасительную соломинку и хватается за нее: эта соломинка — его вера в Гитлера, в то, что фюрер что-нибудь придумает: «Фюрер должен напрягать все свои духовные силы, чтобы в этой сверхкритической ситуации сохранить самообладание. Но я надеюсь, что он справится с этой ситуацией. Он всегда умел с величественным спокойствием дожидаться своего момента. Стоит наступить этому моменту, как он начинает действовать со всей решительностью».

По сути, Геббельс убеждает себя, что у Гитлера есть какой-то хитрый план, и он просто ждет момента, чтобы приступить к его реализации и всех переиграть.

9 апреля 1945 года

Запись от 9 апреля, по сути, последняя — 10 апреля он ограничивается безнадежными фронтовыми сводками без комментариев, что, впрочем, тоже символично.

Но 9 апреля Геббельс все еще убеждает себя, что до конца  далеко: «В Лондоне настроение несколько изменилось в том смысле, что там перестали говорить о близком конце войны, а готовятся к дальнейшему продолжению военных операций. После иллюзий пасхальных дней, когда с часу на час ждали капитуляции Германии, внезапно наступило отрезвление. Теперь снова назначают себе три месяца сроку, за которые собираются нокаутировать германский рейх. Думаю, что английская общественность очень недовольна этими всякий раз повторно назначаемыми руководством сроками. Люди убеждаются в том, что подобная близорукая пропаганда в конечном счете не оправдывает себя. Она только нервирует народ».

Вот откуда у одного из лидеров Германии это странное убеждение, что он понимает нужды и тревоги народа Англии?

Между прочим, это распространенная проблема у авторитарных правителей — рассуждать о страданиях простого народа в соседней стране, не имея никакого отношения ни к тому народу, ни к той стране, и даже хуже того: будучи врагом этой страны.

«К этому надо добавить, что в Англии день ото дня растет озабоченность послевоенным будущим. Английский народ стал народом без надежды. Его вверг в эту роковую войну Черчилль. Народ в конечном счете проиграет ее независимо от того, добьется ли он победы или нет. К тому же вся Европа ввергнута в ужасное несчастье, причем это касается не только враждебных, но и дружественных Англии стран», — жалеет Геббельс англичан и немедленно переходит к бедствиям Франции: «Например, во французской столице газеты под огромными заголовками сообщают, что Парижу грозит смерть от голода. Положение во Франции не поддается описанию».

9 апреля 1945 года. Берлин уже лежит в руинах, и через месяц все будет кончено. Но, как мы видим, Геббельс рассуждает о вымирающем от голода Париже и оставшемся без надежды английском народе.

«Поступают сообщения о заявлениях англо-американских журналистов, работающих в занятых [нашим противником] областях. Они высказывают мнение, что немецкий народ никогда не капитулирует. Мир с противниками Германии, по их словам, могли бы заключить только Гитлер, Гиммлер или Геббельс, но они ни за что не пойдут на это, если мир не будет служить интересам Германии», — тоже совершенно характерный абзац, в котором неназываемые англо-американские журналисты говорят то, что хотелось бы услышать Геббельсу.

Ну и последняя цитата: «Вражеская коалиция охвачена растущим недоверием. Американский государственный секретарь Стеттиниус изо всех сил старается вступиться за пришедшую еще до открытия в некоторое замешательство конференцию в Сан-Франциско или, лучше сказать, Сан-Фиаско. В речи, произнесенной в Нью-Йорке, он обрушивается на тех, кто распространяет об этой конференции панические слухи, и заявляет, что хотя трудности во взаимоотношениях союзников велики, они должны быть преодолены. В остальном Стеттиниус провозглашает весьма туманные мирные цели коалиции, которые никак не возьмешь в толк… Из всех этих сообщений видно, что во вражеской коалиции царят взаимные боязнь и недоверие, и что больше всего боятся Советов и питают к ним величайшее недоверие».

Как мы знаем, союзники по антигитлеровской коалиции действительно в относительно скором времени оказались непримиримыми врагами в начавшейся «холодной войне». Но к тому времени Йозефа Геббельса уже не было в живых.

***

Из написанного можно сделать множество выводов, но кое-что буквально бросается в глаза.

Во-первых, во главе государства могут оказаться действительно неадекватные люди, и их окружение до последнего не будет готово признаться себе в этом.

Во-вторых, человек способен бесконечно обманывать сам себя и окружающих, причем обманываться вполне искренне и заражать этой искренностью других людей.

В-третьих, набор пропагандистских приемов давно известен, и ничего нового не придумано — со времен Геббельса изменились только каналы распространения информации.