[quote_box_left]
От редакции: По Москве продолжают расползаться фрагменты секретного обсуждения знаменитого регламента «Эха Москвы».
Публикуем выступление Леси Рябцевой по вопросу о смерти.
[/quote_box_left]
Так вот, про закрытые и анонимные аккаунты в соцсетях и обсуждение смерти:
3. Журналист отвечает собственным именем и репутацией за достоверность всякого сообщения и справедливость всякого суждения, распространенного за его подписью, под его псевдонимом, либо анонимно, но с его ведома и согласия. Никто не вправе запретить ему снять свою подпись под сообщением или суждением, которое было хотя бы частично искажено помимо его воли.
Еще раз: «распространенного за его подписью, под его псевдонимом, либо анонимно, но с его ведома и согласия». Поэтому речи быть не может о закрытых или открытых аккаунтах.
Журналист вообще никогда не может так поступать. Круто, да, перечитывать иногда Хартию?
И: «отвечает собственным именем и репутацией за достоверность всякого сообщения и справедливость всякого суждения». Справедливо ли обсуждать чужую смерть?
Если мы пишем: «слава богу он сдох», но понимаем, что никогда бы не сказали такого на публике/в эфире/на сайте, то это лицемерие. Или игра «на двух стульях».
Лично я вообще не понимаю возможность суждения о чужой смерти. Это горе. Человек умер и точка. Что здесь можно обсуждать? Какими комментариями сопровождать?
Умри (не дай бог) кто-то из наших близких, (не дай бог) кто-то из нас, посыпалась бы гора сообщений о том, что «в этом есть милость божья, что Леся Рябцева сдохла», что «слава богу, что Соломин спотыкнулся».
Это, по вашему, нормально? Так можно говорить?
Тогда я что-то не понимаю в профессиональной этике.
Ничего не понимаю в «ограничении гражданских прав по ЛЮБЫМ признакам, включая признаки пола, расы, языка, религии, политических или иных взглядов, равно как СОЦИАЛЬНОГО или национального происхождения».
Не понимаю пункт 9. «Журналист уважает и отстаивает профессиональные права своих коллег, соблюдает законы честной конкуренции…», когда оскорбляем друг друга за спиной.
Знаете, я никогда не вытираю сопли о шторы. Ни когда нахожусь одна, ни когда выхожу на люди. Ни дома, ни в Эрмитаже. Просто не делаю этого. Не какаю (простите) на улице. Даже если этого никто не видит.
Если кто-то хочет какать на площадях и сморкаться в шторы — пожалуйста. Но это тогда какая-то другая неизвестная мне редакция.
***
Ребят, не уходите в частности, пожалуйста.
Когда мы объясняем ребенку, что человеку нельзя делать больно, мы не углубляемся в уточнения — нельзя отрывать пальцы, ставить синяки, выбивать зубы… Мы итак подразумеваем эти частности. Так и с правилами.
Они должны нести в себе памятку/напоминание о том, какая ответственность лежит на журналисте.
Социальная сеть — это публичное пространство.
Журналист понимает, что информация, которую он размещает в социальных сетях может быть использована против него и/или его коллег и/или его СМИ. Мы следуем Хартии журналистов всегда и постоянно. Сидя ли в Жан Жаке, выходя на лестничную клетку… Я не вижу принципиальных различия между публичной улицей и публичной соцсетью.
***
Значит так, господа.
Поскольку наши драфты потихоньку становятся публичными, а конкретика не наш конек, и у нас до сих пор нет ничего, чтобы можно было бы выносить в паблик…
Прошу каждого участника рабочей группы подготовить до конца недели собственные предложение и правила, без которых, по его мнению, никто не сможет жить. Одним документом.
[quote_center]
Можно хоть из одного предложения.
Мне надоело говорить Венедиктову, что рабочая группа супер много работает и врать о том, что каждый сделал уже по миллиону предложений.
Спасибо. Буду ждать к выходным на своей почте или тут.
[/quote_center]
Леся Рябцева, как настоящая принцесса и фея, никогда не какает. Даже когда никто не видит! ^_______^
Леся покакай в ютьюб, интересно же!