Глухая карикатура мира слышащих

Максим ПРОШКИН, специально для «Кашина»

Рядом с повседневным миром существует обычно совсем незаметный мир глухих. В России таких людей примерно 200 тысяч человек. По числу это вполне сопоставимо с некоторыми небольшими народностями. И у глухих действительно много общих черт с этносом: у них собственный язык (жестовый), собственная история, собственная культура и традиции. И общаться они предпочитают с такими же, как они.

Однако все, что происходит в «большом мире», оказывает на мир глухих непосредственное влияние. Порой кажется, с определенной точки зрения, что это лингвистическое меньшинство – какое-то карикатурное изображение всего российского общества. Я сам, автор этих строк, являюсь глухим с 9 лет, и по этой причине в том числе я оказался внутри сообщества глухих. Теперь я расскажу вам изнутри, как все там устроено.

Большинство собеседников так или иначе оказались аффилированными с государственными структурами. Они либо работают в бюджетной организации, либо там, где государственное участие велико. Именно в такого рода организациях сейчас работают многие социально активные и талантливые глухие. И они не хотят вреда ни себе, ни своей семье (что может случиться, если их уволят за интервью для нашего издания). Поэтому при подготовке материала особое внимание было  уделено тому, чтобы для тех, кто пожелал остаться анонимным, это приключение осталось безболезненным.

«Государство купило голоса глухих пенсией»

Большинство глухих россиян – это инвалиды 3-ей группы с детства, которым положена пенсия. В регионах, как правило, люди получают федерально установленный размер пенсии, который по ряду причин может различаться. Но в среднем это 5-8 тысяч рублей. В Москве, кроме этого, безработным глухим начисляется столичная надбавка, и размер социальных выплат на неслышащего москвича может составлять 12-15 тысяч рублей (иногда больше).

Однако не всем из социально активных глухих людей нравится такое положение дел. Некоторые даже критикуют идею пенсии для инвалидов по слуху вообще.

Со мной встретился источник, близкий к Центральному правлению Всероссийского общества глухих, пожелавший остаться анонимным. Назовем его Игорем.

«В советские времена пенсия была как бы компенсацией глухим, потому что им приходилось затрачивать много усилий, чтобы сделать свою жизнь лучше, сравняться со слышащими, — говорит Игорь. — А сейчас немного сложная ситуация. Государство же компенсирует глухим расходы на технические средства реабилитации, уже начало оплачивать переводческие услуги… Конечно, все это еще несовершенно, плохо работает. Но пенсия все равно играет сейчас странную роль.

Я встречал семьи глухих, где никто не работал. При этом родители могут быть очень интересными, умными, грамотными. И они не работают почему? Говорят: «Я получаю пенсию, мои дети тоже плохо слышат, и за них получаем пенсию. Я отдал детей в школу глухих, там бесплатно кормят, да еще продленный день. Я их только подвожу или забираю на машине». То есть ему пенсии хватает на то, чтобы купить машину. Но он же теряет стимул к нормальной работе. Я не представляю, как можно уважать себя в таких ситуациях».

Игорь говорит эмоционально, перед тем как ответить, напряженно думает. Он глухой с детства, разговаривает со мной на жестовом языке быстро и импульсивно.

«Я всегда считал, что голосовать могут только те люди, которые работают, платят налоги. Исключения, конечно, могут быть: если человек инвалид, физически неспособен что-то делать, но при этом обладаем интересным умом, мышлением – тогда пожалуйста. Но если говорить о (показывает жест, который означает «туповатый», «деревенщина» или даже ближе «быдло»), настоящих дикарях, которые вообще ничего не понимают, не видят никакой разницы между партиями… Я считаю, давайте лишим права голосовать таких глухих, которые ничего не делают и получают пенсию.

Ведь государство по факту их просто купило. Проще говоря, дало им взятку, чтобы они не голосовали против существующей политики. Ведь такие «пенсионеры» могут просто-напросто пойти и проголосовать против политиков, которые им сейчас и платят. Как же так? Раз вас купили, то и права голоса у вас нет. Если отказываетесь от пенсии – тогда да, пожалуйста, можете голосовать».

Неоднозначность ситуации с социальными выплатами для инвалидов по слуху отмечает и Максим Ларионов, начальник отдела социальных программ и проектов УСПиР ВОГ (одно из управлений ЦП ВОГ, занимается социальными вопросами).

Спрашиваю Ларионова, не сами ли глухие виноваты в том, что ситуация с пенсией какая-то однобокая. Максим Ларионов – слабослышащий, хорошо как говорит, так и общается на жестовом языке. Он из семьи глухих родителей.

«Покажи мне глухого, который скажет, будто он сам виноват в том, что получает пенсию, а из-за этого ему на работу трудно устроиться, — говорит Ларионов. —  Какой смысл глухому идти работать? Допустим, в Москве пенсия – 15 тысяч рублей. Глухой идет на работу, допустим, официантом. Ему говорят – у тебя зарплата будет 20 тысяч. Ура! Устраивается на эту зарплату. И у него пенсия становится 3 тысячи. Он поработает месяц, два месяца, три месяца, и чувствует, что устал. Получает 20 плюс 3 тысячи, а мог бы вообще не работать и получать 15. Таких случаев очень много. Глухие могут, умеют находить какие-то заработки к этим 15-ти, которые не требуют полной занятости. И в результате они получают все те же 23 на более легких условиях. Кто виноват?»

И какой тут может быть выход?

Выходов несколько. Это «снижение-поднятие» — конечно, неверно.  Если инвалид – то он инвалид. И нельзя соглашаться с тем, что мир слышащих считает: глухота – это легкая форма инвалидности, что у них есть ноги-руки, все на месте. Что колясочникам и слепым более тяжело. Я с этим не согласен. Потому что глухие, особенно полностью глухие, — они оторваны от общества. В этом плане им в тысячу раз тяжелее, чем колясочнику, у которого лишь физический барьер.

Но выход какой?

Понимаешь, в нашем современном мире, в XXI веке, не может быть простых решений. Если мы говорим об одном каком-то направлении, например, трудоустройстве инвалидов, здесь никогда не может быть одного ответа. Тут предлагается комплекс разных мероприятий. Каждому должно что-то подойти.

Ты мне привел в пример случай с 23 тысячами. Как быть в этом конкретном случае?

Убрать лишение этой дурацкой надбавки. Почему 1-2 группу инвалидности надбавки не лишают, а 3-ю лишают? Объясни.

Ты считаешь, что если человек инвалид, то у него всегда должна быть надбавка?

Это в Москве, московский случай, потому что надбавка московская. А вообще в большинстве случаев [в регионах] такой надбавки нет. Они там работают, соглашаются на всякую работу. А сейчас мы говорим о москвичах.

Может, тогда лишить московских глухих этой надбавки?

Извини, если говорить о глухих москвичах, то если я поддержу такую идею, у меня не будет никаких шансов [стать председателем Московского городского отделения ВОГ] (Максим Ларионов собирается выставлять свою кандидатуру на этот пост в марте-апреле 2015 года – прим. автора). Поэтому мне о таком говорить вообще нельзя (смеется). Я только за то, чтобы сохранить пенсию полностью. Это мое мнение.

Спорт – это не только полезно, но и вредно?

Еще более неоднозначна ситуация со спортом глухих. Это какой-то гигантский нарост на сообществе глухих, который отвлекает на себя практически все внимание как чиновников, так и самих неслышащих.

Прошу Игоря прокомментировать ситуацию.

Сейчас государство вбухивает в спорт глухих какие-то совершенно фантастические деньги. 

Действительно. В целом для общества глухих такая диспропорция – это как-то нерационально. Мне отвечают так: понимаешь, если брать глухих в целом, они в массе своей люди простоватые. Если они не будут заниматься чем-то хорошим, то есть спортом, могут попасть в сеть преступности, они могут вообще спиться, обкуриться, всякое такое. И поэтому спорт – это как бы спасательный круг.

Когда я заикаюсь о будущем, мне говорят: «Стоп! Но мы же договорились, что глухие спортсмены, которые имеют медаль, могут поступать бесплатно в вузы без экзаменов». А потом такие глухие могут заниматься физкультурой в школах… короче, карьера для глухих более-менее обеспечена.

Но с другой стороны, вот сейчас, когда сливают школы, эти глухие учителя физкультуры легко могут потерять работу. Ну и что дал тебе спорт?

Одна учительница, которая работает в школе глухих, рассказывала мне, что многие ребята пропускают занятия. Почему? Ну, они на тренировке, по плаванию, например, по борьбе. И такие ребята даже прямо говорят учителям: мол, вот скажите мне, сколько вы получаете? Это, что ли, деньги? И вы еще в своих школах будете учить нас жить?

Среди глухих спортсменов есть много умных, симпатичных людей, да. Я их лично знаю. Их даже не очень мало, прилично. Но в общем, когда за победы [на чемпионатах и Сурдлимпиаде] платят такие бешеные деньги, я считаю это развратом.

Например, по спортивному ориентированию, там участвуют всего четыре команды [из разных стран]. Наши обязательно получают медали. Они получают звание заслуженного мастера спорта, они получают премии, за первое место [на Сурдлимпиаде] получают 100 тысяч евро. Дикая цифра. Люди, которые еще не знают жизнь – они всего лишь немного побегали… Меня упрекают: «Ну что ты говоришь? Это же из-ну-ри-тель-ные тренировки! Попробуй сам». Да ну? Я когда учился в [одном из университетов], это же тоже была адская работа. А там человек плавает туда-сюда, туда-сюда, и сравнение кажется диким.

Такое положение вещей плохо еще тем, что другие глухие смотрят на все это и развращаются, они считают — нормальный путь. Они пытаются попасть в струю, получить какую-то медаль на Сурдлимпиаде. Почему? Получение медали на соревнованиях международного уровня гарантирует получение московской стипендии. А эта стипендия будь здоров, чаще больше зарплаты нормально работающего человека. Почему многие глухие спортсмены, которые, скажем прямо, в подметки не годятся здоровым спортсменам, получают столько же, сколько и слышащие? Ну, бывают, конечно, какие-то глухие уникальные спортсмены – это понятно, нет вопросов. Но я вижу человека дурака-дураком, а сейчас у него машина-«джип», дача. И еще мне говорит, что это я должен со стыда провалиться под землю. Такая картина мне не очень нравится, честно говоря.

Я человек из нормальной семьи, и уверен, что нужно много читать, много учиться, чтобы потом получить хорошую работу. Такая вот нормальная, здоровая картина будущего. Если человек уникальный спортсмен, он умница, одаренный, выигрывает соревнования, а потом становится замечательным тренером  — ради бога, это достойно уважения. А тут набежала какая-то муть, лишь бы кусок отхватить…».

Глухая коррупция

Спорт глухих курирует ОСФСГ — Общероссийская спортивная федерация спорта глухих, а подготовкой к Сурдлимпийским играм (аналог Олимпийских игр) занимается Сурдлимпийский комитет России (СКР). Руководство ВОГ контролирует и эти организации, можно сказать, что оно «сидит на двух стульях». Там, где из федерального бюджета выделяются немаленькие суммы, всегда высок риск коррупции. Логично предположить, что не обошлось без этого и в спорте глухих.

На условиях анонимности мне об этом рассказывает человек, в 90-х – начале 2000-х бывший близким к криминальному миру глухих. Он и сейчас занимается не совсем легальным бизнесом.

Владимир (имя изменено): «В спорте глухих коррупция в том, что как спортсмены выигрывают на международных соревнованиях или Сурдлимпиаде, так они должны часть денег отдать тренеру», — рассказывает он.

«Самая неприглядная картина – в плавании. Этот спорт устроен так, что один спортсмен за одну Сурдлимпиаду (последняя летняя Олимпиада глухих прошла в столице Болгарии Софии летом 2013 года – прим. автора) может получить целый комплект медалей. Там много стилей плавания, поэтому можно заработать несколько медалей различного достоинства. Соответственно, и выплат больше. Золото – это 100 тысяч евро, серебро – 60 тысяч, бронза – 30 тысяч. Из совокупного «дохода» спортсмен должен выплатить тренеру 30%. Куда потом идут эти деньги – я не знаю. Что-то забирает тренер, что-то идет выше».

Спрашиваю, откуда он все это знает.

«Сами ребята-пловцы рассказывают, — отвечает тот. – Но публично они в этом не признаются никогда. Потому что тогда их лишат возможности поехать на следующую Сурдлимпиаду (летняя Сурдлимпийская игра пройдет в турецкой Анкаре в 2017 году – прим. автора). А это, можно сказать, их единственный шанс в жизни что-то нормально заработать. Так что такие дела».

Меня интересует, как обстоит дело с криминалом не только в спорте глухих, но и в ВОГ. Задаю вопрос Игорю.

Ходят слухи, что ЦП ВОГ и вообще ВОГ как организация, тесно связана с криминалом.

Странный вопрос. Я, например, не связан, мои друзья не связаны. И московское отделение, где работает [председатель Московского городского отделения ВОГ Владимир] Базоев — тоже не связано. Наоборот, последний много раз защищал организацию от всяких слышащих прохиндеев, которые хотели нажиться на Обществе. Про свое руководство [в ЦП ВОГ] – они, может, и подворовывают, но криминал? Это громко сказано.

[Президент Всероссийского общества глухих] Валерий Рухледев – это тема отдельная. Понимаешь, у него было очень бурное прошлое. Понимаешь, он в спорте был. А спорт – это такой специфический объект. Когда мы говорим о криминальном мире, сразу в голову приходят всякие чеченские, татарские группировки. В этом плане, я думаю, особой связи нет.  Может быть, есть знакомства по спортивному прошлому, но каких-то особых связей у ЦП нет.

Что касается коррупции – я думаю, это больше распространено среди исполнителей. Они, допускаю, что-то там делают, если подворачивается возможность».

Отдельная тема, которая давно будоражит общество глухих – это планомерная распродажа богатого наследия СССР – всякой недвижимости, где раньше дислоцировались дома культуры, УПП (учебно-производственные предприятия), отделения ВОГ. Распродажа, кажется, полностью не закончена до сих пор.

Мой «криминальный» собеседник Владимир по этому поводу бескомпромиссен.

«Этот [президент ВОГ Валерий] Рухледев – крыса, — безапелляционно заявляет он. – С начала 90-х годов он распродал большинство УПП по всей стране, а они обеспечивали глухих работой и заработком. Я уверен, что там было много махинаций, благодаря которым Рухледев прикарманил часть выручки от продажи или сдачи в аренду».

Прошу прокомментировать это высказывание наиболее близкий к Центральному правлению Всероссийского общества глухих источник. Это Игорь.

«Много разговоров про воровство, это, во-первых, от того, что люди так устроены: сами положили бы себе в карман, будь такая возможность; во-вторых, есть сомнения в чистоте сделок – может, была еще наличка, откат. Сейчас Россия поражена коррупцией, и люди сомневаются, что ВОГ может быть “островком чистоты”»,  — комментирует Игорь.

«Глухие говорят: предприятия распродаются, воруют! Так может показаться со стороны, особенно если не задумываться, что же собой представляют эти предприятия. Во времена СССР предприятия гарантированно имели прибыль, так как товар всегда можно было сбыть. С приходом рынка все поменялось. Большая часть предприятий была по сути швейными фабриками. Могли ли они выдержать конкуренцию с китайскими (пакистанскими) производителями? При устаревшем парке оборудования… Чтобы сохранить предприятия, нужно модернизировать их, вложить огромные средства. ВОГ этой возможности не имел.

И стал искать иные пути использования недвижимости. А это — здания УПП. Если они были в плачевном состоянии, то ВОГ выставлял их на продажу. Это проще, чем искать средства, вкладывать в капитальный ремонт, новое оборудование, переучивать работников. Да и кто этим заниматься будет-то?! Консервировать здания нельзя – против этого возражают власти городов, да и все равно это получается не бесплатно – нужно платить за коммуналку, даже когда предприятие стоит, а это очень большие деньги. Если же здания в приличном состоянии, то ВОГ продает 100% своей доли, и после этого производство в здании организует не воговское СРП [Социально-реабилитационное предприятие (название того же УПП в новой форме)], а тот, кто купил долю. Руководство ВОГ при этом просит его по возможности оставить работников бывшего СРП и дать им работу. Само здание не продается. И ВОГ получает отчисления от производителя – это плата за аренду воговской недвижимости. Деньги поступают в бюджет Общества».

Однако вопрос о том, погрели ли руки на всем этом руководители ВОГ, на мой взгляд, остается открытым.

Образовательная политика отупления глухих

Разговариваю с функционером ВОГ Максимом Ларионовым.

Что тебе в целом не нравится в сообществе глухих?

(долгое молчание)… Мир глухих в целом не может мне не нравиться. Но мне не нравится в нем тенденция к снижению образования и к иждивенчеству. Таких тенденций раньше не было. Сейчас все больше увеличивается и увеличивается.

Чтобы более детально выяснить ситуацию в образовании глухих, нахожу глухого учителя, который недавно уволился из школы глухих. Он, как и Игорь, боится раскрывать себя и желает оставаться анонимным.

«После того, что ввели закон «Об образовании в РФ», начался цирк, — рассказывает бывший учитель. — И первыми это шоу замутил Московский департамент образования. Сейчас модно на всем экономить, вот и придумали, как это можно сделать “здорово”. В новом законе «Об образовании» нет понятия коррекционных школ. Они все теперь общеобразовательные. И оплата в школу идет подушевая. То есть сколько учеников, столько и денег дадут. Естественно, на этом фоне школы, которые обучают детей-инвалидов, получают меньше. Детей-то [в таких школах] меньше и в классе и в целом».

Эта беседа происходит в мессенджере ICQ, и мне при написании текста приходится очень много править по просьбе собеседника: человек не стеснялся в выражениях, матерился, и, очевидно, был сильно возмущен. При этом он боится называть конкретные школы, о которых говорит: опасается, что его вычислят.

«Теперь классы в коррекционных школах зачем-то объединяют с классами в общеобразовательных. Пример приведу. Так объединили одну школу, в которой учились дети с нарушениями слуха с другими в холдинг. Так теперь всех неуспевающих учеников, проблемных спихивают в эту бывшую коррекционную школу. Классы по 15 человек: половина ******* [неадекватных], половина глухих. И как работать учителям?

Вот про инклюзию. Здорово же. Инклюзия это супер. Ага. Я не противник, но во что это выливается? Сплошной фарс. Там рейтинг во главу угла. А чтобы заработать большой рейтинг, дети должны выигрывать всякие олимпиады, конкурсы. И поэтому школы что делают? Создают один-два, а может и три из одной параллели сильные классы, куда всех самых умных закидывают. Их-то и затачивают на всякие конкурсы. А в других классах всякие неуспешные. А теперь вопрос: ребенка-инвалида по инклюзии в какой класс закинут?»

В образовании глухих есть и другая конфликтная точка. В постсоветской сурдопедагогике только недавно вышла в тренд идея, что жестовый язык – это естественный язык глухих, и его нужно активно использовать в обучении глухих детей. Однако большинство педагогов старой закалки, воспитанники советской системы сурдопедагогики. Несмотря на то, что прошло больше 20 лет после падения «железного занавеса», новые образовательные идеи и методики приживаются с трудом.

«На мою страничку «Вконтакте» подписано 87 неслышащих студентов МГПУ, где я работаю преподавателем, — рассказывает Ирина Соловьева, долгое время проработавшая директором школы для глухих № 65. — И я с ними постоянно ругаюсь. Потому что я заранее размещаю там всю информацию в тексте, а они с утра до вечера стучатся в личку, им текст не совсем понятен, просят уточнить. […] Им легче на жестах. А я хочу спать, у меня другие дела. […] Поэтому жестовый язык — это какой-то забор [между глухим и слышащим миром]».

Игорь комментирует это так:

«С одной стороны, можно так просто сказать, что жестовый язык – барьер, но тут нужно уточнить. Допустим, Соловьева привела такой вот пример со студентами во «Вконтакте». Но ведь можно поставить вопрос по-другому. Барьером является не жестовый язык, а незнание русского словесного языка. А тут нужно продолжить нашу логику. Что мешает глухим освоить русский словесный язык? Тут много вариантов, он индивидуален. Когда мне говорят, что жестовый язык мешает освоению словесного языка, я смотрю на некоторые интеллигентные семьи с глухотой в нескольких поколениях. Там полностью нормальные глухие дети. Более того, они опережают среднестатистических слышащих.

Я согласен с тем мнением, что раннее усвоение ребенком жестового языка ускоряет общее развитие. Потому что ребенок, который получает возможность раннего общения со взрослым, — не в какие-то два года, как слышащие, — а в год и два месяца, в 14 месяцев, в 16 месяцев, — такой контакт уже сильно развивает человека. У него мозг становится пластичным, появляется голод по новому. Появляется мотивация усваивать новые формы речи – ребенок переходит к калькирующей азбуке, потом к словесному языку. А Соловьева каких детей имеет в виду? Тех глухих малышей, которым родители не помогли вот таким образом перейти к словесному языку? Ну такого вообще полно. Родители общаются на жестах, и считают, что словесным языком должна заниматься школа. Глупо. Надо использовать чувствительный возраст в 2-3 года, нужно приглашать тех, кто может научить такого ребенка словесной речи. Это если сами родители заняты или не могут делать такое. Я люблю конкретику. Нужно смотреть, что именно имеется в виду, какие были начальные условия… А Соловьева слишком любит обобщать».

Сейчас в педагогике обучения глухих детей силен тренд на необходимость использования жестового языка. Эту позицию официально поддерживает и ВОГ, хотя произошло это далеко не сразу, а только в последние годы. Лингвистам и специалистам в области обучения глухих детей и просто энтузиастам пришлось проделать трудный путь по изменению мнения профессионального сообщества. В советские времена жестовый язык был на полулегальном положении, за его использование детей могли бить линейкой по рукам.