Михаил КОНЕВ, специально для «Кашина»
— Все пенитенциарные учреждения в России находятся в плачевном состоянии, — резюмировал свой долгий монолог Евгений Львович, профессор, преподаватель прокурорского надзора в Санкт-Петербургском филиале Академии Генеральной прокуратуры.
Последние полтора часа профессор рассказывал нам, будущим прокурорам, о важности прокурорского надзора за деятельностью исправительных учреждений. Говорил он долго, нудно, но абсолютно по делу. Я доверял этому немолодому мужчине в погонах, потому что он говорил то, что думает. Евгений Львович пытался донести до нас, что в российских тюрьмах сейчас полный беспредел и разбираться с этим беспределом придется нам. В глазах слушателей читалось сонливое безразличие. Кто-то зевал, кто-то играл в компьютерные игры, и лишь несколько человек делали вид, что внемлют словам прокурора.
— Ежегодно Российская Федерация выплачивает огромные суммы людям, пострадавшим от попирания их прав в исправительных учреждениях. Не потому, что стало стыдно, а потому, что государство к тому обязывает Европейский суд. Никто из вас не хочет узнать – почему так происходит? – задал вопрос к аудитории Евгений Львович.
Над залом повисла тишина. Я поднял руку вверх и задал именно тот вопрос, которого ждал преподаватель. Меня действительно волновало – почему так?
— Потому, что государству плевать на состояние тюрем – ему легче выплачивать деньги тем единицам, которые пошли отстаивать свои права в суд, и мучать то большинство, которое молчит. Вся надежда на вас, коллеги, что вы этот беспредел исправите когда войдете в должность. Порядок надо наводить, чтобы не краснеть перед зарубежными журналистами, которые в тюрьмы приезжают, – нервно пролепетал лектор.
Было видно, что его эта тема задевает. Не знаю почему, но ему, советнику юстиции, было до глубины души обидно за страну и за людей в тюрьмах. В таких моментах он был похож даже не на прокурора-холодное око государево, а скорее на правозащитника, который бьется за правду в постоянно закрытые двери.
— А зачем этих журналистов вообще пускать в страну? – неожиданно выкрикнул с первых рядов один из студентов.
На лбу прокурора Евгения Львовича проступил пот. Видимо потому, что он узнал в вопрошающем одного из лучших студентов курса, да и всего института. Будущую гордость прокуратуры звали Денис.
— Пусть сидят себе за бугром и не вякают. Наши тюрьмы – наши правила. Им эти правила знать не нужно, – уже покраснев, практически кричал на всю аудиторию Денис.
Со всех сторон зала послышались одобрительные возгласы. «К чертям этих пидарасов!» — услышал я за своей спиной голос еще одной отличницы, чье фото украшало доску почета академии.
— Позволь спросить, а что же тогда делать с российскими журналистами? Я имею ввиду честных, которые тоже пытаются правдиво освещать деятельность и быт тюрем? – не выдержав спросил у Дениса я.
— Половину – запугать, остальных выкинуть из страны к тем, забугорным, — быстро ответил мне отличник и медалист.
Неожиданно прозвенел звонок. Евгений Львович стал быстро собираться, не задавая заданий на семинар. Он выбежал из аудитории с багровым лицом, роняя бумаги. Я последовал за ним, но тут меня остановил какой-то из новеньких студентов, недавно поступивших к нам в институт по переводу. Имени его я не вспомню.
— Послушай, таким как ты среди нас не место. Ты, бля, постоянно забываешь, что мы, будущие мусора, тут собрались. Вечно задаешь свои глупые вопросы. Попридержи язык за зубами. Денис все верно сказал. Журналисты, бля. Да тюрьмы для журналистов и предназначены. И для таких как ты – экстремистов. Слишком много болтаете, — сообщил мне студент и удалился в мужской туалет, видимо, смывать с лица злость.
Я не стал ничего отвечать. Мне кажется, что эти студенты, будущие прокуроры, которые меня окружали три с половиной года моего обучения, обязательно построят тюрьмы для журналистов. И для таких, как я – экстремистов. И вот именно от такого будущего – страшно.
Автор как сам придумал. Как обучающийся в аналогичном профильном заведении, не поверю, чтобы кто-то мог назвать себя «мусором» и так выражался.
Хотя нынче уровень общей культуры настолько сногсшибателен, что можно допустить и такое.