Архаика времен постмодернизма

Егор СЕННИКОВ, специально для «Кашина»

Предисловие: В мае я написал на «Кашине» статью в которой я назвал нынешние события наступлением «новых восьмидесятых». Ни в коей мере не отказываясь от своих слов (дальнейшее развитие событий только подтверждает те умозаключения), я посчитал необходимым написать небольшое, но крайне важное дополнение.

Во время самого пика крымского кризиса, когда российские войска на полуострове уже были, и стало понятно, к чему все идет, но Крым еще был как бы сам по себе, мне довелось прочитать комментарий одного националиста в большом споре, посвященном обсуждению происходившего. Отвечая на чью-то реплику о том, что «так не делают, сейчас 21 век, так нельзя вводить войска», этот националист ответил в том духе, что раз украинцы занялись нацбилдингом в духе 19-го века, то и Россия вправе вести себя во внешней политике соответственно уровню той эпохи.

С этим мнением можно согласиться, можно не согласиться (лично я со второй его частью никак не могу быть солидарным). Но здесь есть зерно истины – касательно того, в какой эпохе мы оказались.

Начну с Майдана – потому что именно он является Ground Zero, эпицентром того взрыва, что произошел в этом году. Действительно, еще до его победы над Януковичем многие отмечали архаичный дух Майдана, его анахронизм, его несовременность. Священники и постоянные молитвы, отпевание павших прямо на площади, казаки, огонь, дым, кровь… Словно мы наблюдаем за рождением национального государства в позапрошлом веке, а не в нашем. «Бархатные революции» конца 1980-х были совсем не такими, что, наверное, и определило степень нашего удивления от произошедшего – от того как это все случилось.

И в этом плане, наверное, можно даже понять точку зрения, которая траслировалась российскими государственными медиа: что на Украине произошла такая революция, которая смела все старые договоренности и установки, привела к появлению на карте нового государства. И это государство начало свою национально-освободительную войну. Ну, или попыталось начать.

Но нельзя забывать, что взорвавшийся на Майдане снаряд ударил не только по Украине, но и по России – какая-то дремучая архаика отравила и наш воздух. Изменения, которые из-за этого произошли с Россией, возможно,и не так заметны на первый взгляд, но, тем не менее, весьма масштабны. Можно мысленно вернуться на год-два-три назад и задавать себе разные вопросы, о том, что стало реальностью последнего полугода. Могли ли вы себе представить в 2010 году, что Россию введет войска на Украину и присоединит Крым? Что слово из учебника истории — Новороссия — обретет какую-то новую телесность, предметность и станет предметом обсуждения политиков от Вашингтона и Москвы до Сиднея и Берлина? Можно ли было подумать, глядя на то, с каким невероятным скрипом и нежеланием вводились санкции по списку Магнитского, о том, что настанет время, когда против России будут вводить санкции чуть ли не каждый день, вырубая то немногое, что проросло в нашей стране за последние 20 лет? Что общим местом станут утверждения вроде: «да не нужны нам автомобили», «да не нужна нам еда», «да мы лучше с огорода будем кормиться». Что главными новостями станут последние действия русских полевых командиров?

Мне кажется, что эта дремучесть, затопившая политическое и общественное пространство России в 2014 году является неплохим отражением той архаики, в которую провалилась Украина. Разные авторы предлагают множество версий, объясняющих процессы последних месяцев. Кто-то пишет об окончательном и бесповоротном возрождении СССР, кто-то о первых шагах к русскому национальному государству. Иные молча пакуют чемоданы и уезжают, не оставив даже прощальной записи в фейсбуке. Кто-то восторженно едет воевать за ДНР и ЛНР, другой «воюет» за Новороссию исключительно в интернете.

Как бы там ни было, украинские события стали катализатором множества процессов внутри России. Сейчас очень сложно понять, куда они приведут, а ударяться в оголтелый алармизм или ура-патриотизм совсем не хочется.

Поэтому лучше подумаем о том, как эта архаика вылезла и что в ней есть позитивного (если, конечно, есть).

Когда смотришь на историю советской и постсоветской России, не может не смущать один очень странный, не всеми замечаемый, но все же наличествующий факт. Несмотря на то, что СССР (как и Российская империя) активно занимался технологическим и инфраструктурным развитием своих отсталых окраин (прежде всего – в Средней Азии и на Кавказе), встраивая его в более прогрессивную, по сравнению с распространенным в этих регионах до того средневековым феодализмом, систему. Известная шутка про русских варваров, врывавшихся в кишлаки, аулы и дикие горные селения и оставлявшие после себя школы, больницы и библиотеки, безусловно, верна. Однако, вся проблема в том, что после того как русские ушли, вся построенная ими инфраструктура превратилась в хлам, в набор бессмысленных артефактов. И местный пейзаж стал напоминать Зону из романа Стругацких «Пикник на обочине» — кучу обломков другой цивилизации, с которыми непонятно что делать. А местные режимы тут же вернулись в столь знакомое и привычное Средневековье. И вся эта долгая модернизация закончилась для них ничем.

С похожими проблемами столкнулся и мировой демократический проект. После бурных восторгов конца 1980-х – начала 1990-х годов, когда казалось, что еще немного и все страны встанут на пусть рыночной демократии, когда некоторые люди еще верили в «Конец истории» предсказанной Фукуямой, последовало отрезвление в нулевые и десятые годы XXI века. Стало понятно, что многие страны зависли в серой зоне перехода, балансируя между авторитаризмом и демократией. А некоторые даже и балансировать не думали, очень быстро вернувшись в исходное состояние.

Возможно, причина этой недооценки сложности демократических процессов происходит из-за того энтузиазма, что подарили миру «бархатные революции» конца 1980-х. На глазах у всего мира больше десятка стран перешли от социалистического авторитаризма к рыночной демократии в рекордно короткие сроки. Головокружение от этих перемен застило взгляд многим очень неглупым людям, которые решили, что для инсталляции демократии нужно совсем немного усилий. Словно все произойдет само.

Но если смотреть на эти процессы из нашего времени, из 2014 года, то причины, по которым не удалось весь мир переделать на демократический манер в кратчайшие сроки или успешно модернизировать сатрапии Средней Азии, становятся довольно очевидными, простыми и понятными.

Все дело в том, что они еще не были готовы к тому, чтобы перейти на новую стадию развития. Это не значит, что жители этих стран – отсталые варвары, вовсе нет. Это просто голый факт, означающий, что страны не успели пройти все этапы, после которых становится необходима демократия или рыночная экономика, гидроэлектростанции или качественная инфраструктура. И те успехи, которые в свое время этими странами были достигнуты, в очень большой степени связаны с внешним влиянием. Мы видим, что случилось со Средний Азией после распада СССР. И мы видим, что, стоило Европе немного пошатнуться из-за кризиса, как сразу появляются персонажи вроде Виктора Орбана, премьер-министра Венгрии, мечтающего о государственной цензуре, переписывании конституции под себя и строительстве авторитарного режима.

Также и с Россией. Несмотря на 70 лет Советского Союза, после его гибели, страна продолжила примерно те же общественные споры, что вела и до революции. И так как в реальности никто бы не смог, не стал бы, не захотел бы контролировать процесс демократического транзита Россия, страна вернулась в далекое прошлое. Да и вряд ли бы внешний контроль смог бы помочь России – слишком большая, слишком старая, любой бы контролер стал бы скорее думать о своей выгоде, нежели чем о помощи в строительстве независимых институтов.

И с этой точки зрения, расстрел Верховного Совета в 1993 году является лишь продолжением того конфликта, что был между Советами и Временным Правительством в 1917 году. В течение двух с небольшим десятилетий в России занимались какой-то имитацией деятельности, все спорили о старых бедах да старых проблемах, пытались как-то уйти, избежать необходимости долгого пути к демократии, а в итоге, вся эта имитационная постройка обвалилась после первого же взрыва.

В общем, становится понятным, что обмануть систему не получится, и России придется пройти весь путь по-честному, без возможности срезать дорогу, от начала и до конца, через боль и споры, ее режим будет потихоньку эволюционировать, меняться под давлением внешних обстоятельств, понемногу открываться. На этом пути ее ждет немало проблем, и я вовсе не исключаю, что в конечном итоге ничего не получится. Или получится, но не все. Или не в нынешних границах. Вариантов масса, и если вы изучите траекторию разных стран по дороге к демократии, то может даже стать тревожно или жутковато. Но, как бы там ни было, общественная эволюция неизбежна и идет везде. И никогда не останавливается.

Как уже не раз говорилось, «Кашин» — сайт оптимистический и должен дарить надежду. А мне кажется, что в написанных выше мыслях больше грустного, чем радостного. Поэтому, попробую поделиться тем, что дарит оптимизм лично мне.

Возьмем, для примера, те санкции, что Россия ввела против ЕС и США. Над ними сразу же стали смеяться, разговор почему-то начал вращаться вокруг разных элитных деликатесов, хотя волноваться-то явно надо было из-за них. И тот, кто пронаблюдал динамику роста цен на самый обычный российский сыр, в самом обычном российском магазине, не сможет со мной не согласиться.

Для того, чтобы найти позитив даже в такой грустной штуке, как российские санкции, придется вспомнить историю.

В 1815 году в Англии были введены «хлебные законы», фактически запрещавшие ввоз дешевого иностранного зерна в страну. Они стали закономерным результатом конфликта между классами землевладельцев и промышленников. Первых волновало увеличение собственной прибыли, которую они извлекали, обладая таким фактором производства как земля. Вторых заботил другой фактор производства – труд, который для них был тем ценнее, чем дешевле его можно было использовать. Налицо была разница позиций: землевладельцы хотели продавать зерно подороже (для чего было очень выгодно огородиться от внешних рынков и установить монополию), а промышленники мечтали о дешевом зерне, так как это бы позволило им установить более низкую заработную плату для рабочих и увеличить свои прибыли, что было важно не только из-за их общей алчности, но и из-за бурно развивавшейся континентальной промышленности. Но в тот момент землевладельцы оказались в политическом плане сильнее и смогли продавить законодательный акт.

К чему это привело? Не к тоске грустных буржуа, не к отъездам и заунывным просьбам. Нет, на свет появилась «Лига против хлебных законов», которая стала добиваться отмены невыгодных, неправильных с ее точки зрения правил. Она сражалась и билась, она использовала все, что можно было: расширение избирательных прав в 1832 году, неурожаи в 1825 году, прессу, связи… Со временем ее целью стала уже не просто отмена Хлебных законов, но распространение свободной торговли. Именно активистом этой лиги был основан известный журнал The Economist – и тогда он был нужен ему именно для агитации против законов. Можно спорить о том, нужна или не нужна была свободная торговля, вредна или полезна, но, тем не менее, мы живем в мире, созданном в немалой степени благодаря ей, и уже хотя бы поэтому не можем отрицать ее значимости для истории человечества.

Конечно, сейчас уже не 19 век и споры будут идти совсем другие. Но почему бы не предположить, что вся эта эпоха санкций станет одним из поворотных моментов в истории России, моментом, когда началось что-то новое, хорошее и полезное.

В конце концов, на что еще стоит надеяться в сентябре 2014 года?