Курицы Кремля

Олег КАШИН, «Кашин»

«Курицы», кто не знает — это такая адская франшиза в «Вконтакте». «Курицы Калининграда», «Курицы Челябинска», даже «Курицы Махачкалы». Пользователи собирают в этих пабликах такое облачное досье на сотни разных девушек. Фотография и пояснение — такая-то такая-то, я ее снял однажды на дискотеке, дает за бутылку пива, сосет плохо. Это все может быть неправдой, девушка живет и ничего такого о себе и сама не знает, мирно собирается замуж, и тут раз — подростки во дворе смеются при встрече, ха, мол, та самая телка из «Куриц». Пару раз в новостях мелькало — девушка покончила с собой после публикации в паблике про «куриц».

В советской России папарацци (что самодеятельные, что профессиональные) охотятся на слабых и беззащитных, а не на сильных и влиятельных. При этом буквально под ногами валяется идея самого скандального, самого радикального, самого интересного таблоидного проекта или хотя бы статьи, которой, впрочем, не будет никогда, и дело даже не в Роскомнадзоре — нет, читатель сам будет махать руками и кричать, что так нельзя, что это неприлично, некрасиво и недопустимо. И я тоже никогда за такое не возьмусь, потому что ладно убьют (а за такое и, может быть, только за такое у нас как раз могут убить), так ведь и не пожалеет никто, когда убьют. «Сам виноват».

Среди уродств путинской России вообще стоит как-то особо выделить вот это «новое ханжество», институализированное в свое время самим Путиным, когда он сказал про «гриппозный нос», объясняя, почему никто не имеет права писать про него и про Кабаеву. Собственно, если бы все люди во главе с Путиным всегда говорили правду и только правду, тот ответ Путина на пресс-конференции звучал бы примерно так: «Про меня и про Кабаеву писать нельзя, потому что этого не хочу я, и моей власти, моего силового ресурса хватит на то, чтобы никто не делал того, чего я не хочу», но это если бы Путин говорил правду, а так — ну вот сложился после случая с «Московским корреспондентом» такой консенсус, что писать про личную жизнь российских правителей нельзя, потому что это неприлично. Психолог бы, наверное, сказал, что жертве насилия комфортнее относиться к акту насилия как к результату собственного выбора, поэтому, видимо, силовой (не предполагающий дискуссий) запрет писать на эти темы у нас и принято считать результатом консенсуса. «Курицы Махачкалы» — да, конечно, пожалуйста. «Курицы Кремля»? Что вы, нельзя, это неприлично.

В нашем феодализме, в котором если не все, то очень многое базируется вот на этом — кто чей сын, кто чей зять, кто чья любовница, кто чей любовник, — эта важнейшая тема просто табуирована. Максимально робкие попытки Навального влезть в эту сферу хотя бы на уровне самых вопиющих случаев кровного родства (какие-нибудь «дочки Железняка») встречают возмущение аудитории — нельзя, нельзя. Более сложных тем не касается вообще никто; это я сейчас даже никого не упрекаю, мне это самому знакомо на собственном опыте — в свое время, рассуждая об устройстве якеменковской группировки, я много раз спотыкался о невозможность (не цензурную, а вот внутри меня самого) сформулировать описание такого вполне гаремного принципа, на котором там, по крайней мере, очень многое строилось — просто нет языка, на котором такие вещи могли бы быть описаны без сплетнической интонации, которая не понравится ни слушающим, ни самому говорящему.

***

И сейчас я тоже буду только пробовать преодолеть эту интонационную проблему. Стоит, наверное, уточнить, что «курицы» — это только один из многих разных случаев явления, о котором идет речь. «Курицы» — это не дочки (дочка — это вообще алиби; сначала смотришь — вроде «курица», а она на самом деле дочка, вычеркиваем), не жены и даже не любовницы, если называть любовницей ту классическую, не меняющуюся веками, роль тайной (или открытой, «военно-полевой») жены, альтернативной жене основной. Тут что-то другое. Привычный даже по советским годам формат «Иван Иваныч спит с секретаршей» здесь не работает — очень часто, например, такие Иван Иванычи оказываются общеизвестными гомосексуалистами, то есть секретаршу, у которой на лице написано «интим предлагать», к Иван Иванычу определил кто-то сверху, типа — вот сиди и делай вид, что это твоя телка.

Молодые женщины формата клуба «Рай», состоящие на каких-то загадочных должностях в госструктурах или около. Их социальные сети транслируют идиотский, уровня нашистских малолеток, патриотизм и лоялизм вперемешку с традиционным гламуром, то есть в инстаграме «курицы» подряд могут идти фотография ее новой машины или сумки, селфи на фоне Госдумы и длинный монолог на тему того, как прекрасна Россия и как ей повезло с президентом Путиным. Или что Крым наш, такое тоже часто встречается, дословно.

Образцовой «курицей» была солистка группы «Мобильные блондинки» Олеся Бословяк до того, как стало известно о женитьбе на ней Владимира Кожина. Кто внимательно следит за моим фейсбуком, тот помнит серию постов, посвященных свадьбе Бословяк, когда я пытался выяснить, за кого именно она вышла замуж — благодаря фотографии певца Баскова с премьером Медведевым о свадьбе узнали все, много о ней писали, но никто не мог узнать, кто жених, его как будто не было. Мы гадали по маникюру (у жениха на фото рук молодоженов в инстаграме были запоминающиеся ногти), потом нашли свадебные открытки — с именем, но без фамилии, просто Владимир, — но в конце концов удалось, женихом оказался Кожин, я был первым, кто написал об этом в фейсбуке, и в другой ситуации я мог бы похвастаться, что смог победить в погоне за новостью какие-то традиционные издания, но тут проблема в том, что никакой погони не было, за такими вещами у нас не принято гоняться.

И, наверное, мне все же не стоит как-то особенно радоваться тому, что я разгадал Кожина — Кожин тщеславен, и он сам разбросал по всей своей свадебной истории множество подсказок, чтобы кто-нибудь любопытный нашел разгадку и порадовался за старика. Будь на месте Кожина кто-то более закрытый, мы бы так и не узнали его имени — как мы не знаем множества других имен. Раньше в светской хронике было принято писать «такой-то со спутницей», теперь новое поколение «спутниц» существует как бы само по себе, и публичность каких-то эпизодов, каких-то имен — это как раз редкое по нашим временам исключение. Так было с Кожиным, так же было с Песковым, о подробностях личной жизни которого мы узнали благодаря нетипично разговорчивой брошенной жене, которая, как изящно сформулировали в «Татлере», поскользнулась на олимпийском льду. Наверное, публичность Кожина и Пескова — это такая своего рода оттепель, Путин своим разводом если не снял, то слегка сдвинул табу, и самые смелые и тщеславные теперь тоже могут публично уходить от старых жен и демонстрировать публике новых.

Но это именно единицы. Я, когда искал жениха певицы Бословяк, много времени провел в инстаграмах невесты и ее подруг и друзей, кто-то даже оказался общителен, и обороты типа «раньше у нее губернаторы были» о ком-то из девушек того круга в переписке со мной эти люди употребляли совсем не обличительно, скорее восторженно. Или еще: «Ей быстро нашли жениха из лояльных», или даже «она депутат следующего избирательного цикла»; этот мир всегда разговаривал на своем, смешном с нашей точки зрения языке, но до сих пор в том языке не было выражения «избирательный цикл», а теперь есть.

Клуб «Рай» переместился к Охотному ряду и к Белому дому; попробую осторожно, чтобы не навредить личному знакомству, рассказать про одну свою старинную приятельницу — она мне ровесница, то есть сейчас ей тридцать четыре, и недавно в ее фейсбуке я увидел, как ее кто-то спрашивает, где она работает, и она с гордостью отвечает — в правительстве Российской Федерации. Пришла к успеху; она как раз всегда была «из клуба Рай», но с самого начала немного старше принятого в нем возраста, потому что самые интересные с точки зрения «Рая» годы прожила в своем родном городе далеко к востоку от Урала, родители в шестнадцать лет отдали ее замуж за местного бандита, и в Москву она переехала позже, чем могла бы, только когда мужа убили. Мы с ней вместе делали один смешной проект на ее деньги, и ее интересом, она этого не скрывала, было как раз найти себе нового мужа — это середина нулевых, тогда у девушек еще были такие приоритеты; мне было бы интересно посмотреть, чем она занимается в правительстве — может, составляет списки контрсанкций?

***

Посмотрите, кстати, клип «Кофе с перцем» — это была зима 2002 года, по всей Москве висели билборды, рекламирующие презентацию этого клипа. За сутки до назначенной даты в газетах написали о гибели человека по прозвищу «Костя Пекинский» — он имел какое-то отношение к гостинице «Пекин», поэтому его звали «Костя Пекинский», и вот его расстреляли возле больницы, в которой он лечился после предыдущего покушения. Презентация клипа не состоялась, и о певице мы тоже ничего и никогда больше не слышали, потому что, оказывается, она была девушкой того Кости. Где она сейчас, что с ней?

Но то — 2002 год, почти девяностые. Сейчас у нас все гуманнее, и если представить, что завтра отменят концерт какой-нибудь загадочной певицы, то разгадку надо будет искать не в криминальной хронике, а в политических новостях — кто ушел в отставку, против кого возбудили уголовное дело, у кого еще какие-то неприятности. Каждому времени — свой кофе с перцем.

***

Еще раз напомню, что вы сейчас читаете не статью, а описание статьи, которая никогда не будет написана. Эта статья, если бы я ее написал, никого бы не обличала, права судить кого-либо у нас нет. Человек во все времена устроен так, что он прежде всего хочет, чтобы ему было хорошо, а что такое хорошо в данный исторический момент — это уже не от человека зависит, а от внешних обстоятельств, созданных в любом случае не нами. Система общественных отношений, где существуют девушки, у которых основной капитал — молодость и красота, — эта система вечная и, вероятно, непобедимая. Картину «Неравный брак» все видели еще в детстве. Даже в неприличном глаголе «насосала» можно обнаружить, по крайней мере, нейтральную интонацию — ну да, извините, если таким словом описывается единственный доступный способ достижения успеха, что тут поделаешь? В ситуации, когда нет никаких социальных лифтов, кто может осуждать людей, сооружающих собственные социальные лифты из того, что у них есть? В идеальной России «курицы» учились бы в университете или выходили бы замуж за честных трудящихся парней, но что делать, если Россия не идеальная, а такая, какая есть? Первую часть ответа на этот вопрос мы получили еще в нулевые, когда популярным медиагероем стал «Петр Листерман» со своей философией «мохнатого золота» (из тех же времен — более академический термин «нетарифная проституция», введенный, кажется, Боженой Рынской), вторую часть ответа мы получаем сейчас — да, вполне естественно, что в условиях монополии государства на все существующие богатства основным и, наверное, единственным потребителем «мохнатого золота» также становится государство. Глянцевый штамп десятилетней давности — «выйти замуж за олигарха» как формула максимального успеха для девушки, — он ведь давно утратил всякий смысл, потому что олигарх это кто, Михаил Прохоров? Нет, теперь успех — это «выйти замуж за Кожина». Вроде бы идея та же, но есть нюансы.

Государство — это в любом случае государство. Это власть, это федеральный бюджет, это кадровые назначения, это решения, влияющие на жизнь миллионов людей. «Куриц» уже много, завтра их будет больше, послезавтра еще больше, и уже можно говорить о социальной группе, которая по всем правилам общественного развития будет отвоевывать себе и власть, и собственность, и медийность. Мы уже видели депутатов Госдумы из этой социальной группы, мы найдем ее представительниц и в шоу-бизнесе, и в телевидении, и много где еще вплоть до пресловутого «Оборонсервиса». Рано или поздно кто-нибудь из «куриц» станет губернатором или министром, а когда-нибудь их дети, тайно нажитые от пожилых выпускников юрфака ЛГУ им. Жданова или от ветеранов госбезопасности, вырастут, закончат университеты и, может быть, построят новую Россию (на самом деле не построят, конечно, но мне просто нравится эта формула, и ею можно было бы закончить статью про «куриц», если бы я ее все-таки написал).