Недовольные молодые люди

Егор СЕННИКОВ, специально для «Кашина»

В этом году исполняется 100 лет со дня начала Первой мировой войны. Эту годовщину, безусловно, нужно помнить – как помнить и то, чем закончилась для нашей страны та война. Об этом нужно писать, нужно помнить, тем более, что и этот год выходит таким роковым, сложным и непонятным, того и гляди разразится какой-то гигантский конфликт. Может быть пронесет, а может и нет.

Но сегодня мне хочется вспомнить о другой годовщине, почти незаметной и на первый взгляд незначительной, но, тем не менее, важной. В этом году исполняется 40 лет со дня смерти Хольгера Майнса и мне кажется, что это хороший повод немного поразмышлять об актуальном моменте и возможном недалеком будущем.

Собственно, кто такой этот Хольгер Майнс? Немецкий студент-кинематографист, впечатленный левыми идеями и присоединившийся к немецким террористам из группы RAF. Принимал участие в ограблениях и терактах, придумывал как разместить бомбы под женским платьем – чтобы было незаметно. В конце концов, был схвачен немецкой полицией, помещен в тюрьму. Затем, уже в заключении, он вместе со своими соратниками объявил голодовку, которая для него кончилась трагично – в ноябре 1974 года он скончался от истощения (при росте в 183 сантиметра он весил всего 39 килограмм). Его товарищи почтили его гибель огромным количеством забастовок и протестов, а группа террористов RAF, спустя год захвативших посольство ФРГ в Стокгольме носила его имя.

Я смотрю на фотографию этого человека – выдающиеся скулы, длинные черные волосы, мрачный взгляд – и не понимаю одного: за что он умер? Что эта смерть должна была изменить в мире и изменила ли вообще?

Здесь, конечно, не обойтись без краткого рассказа о том, что такое, собственно Rote Armee Fraktion (Фракция Красной Армии, сокращенно RAF). Террористическая организация в Западной Германии, костяк которой составляли студенты (преимущественно гуманитарии), журналисты и безработные, придерживавшиеся крайне левых взглядов. По размаху деятельности и нанесенному урону безусловно являются номером один среди всех политических террористов Западной Европы, опережая и итальянские «Красные бригады» и, пожалуй, ирландских и баскских сепаратистов. На их счету не только сотрудничество с палестинскими террористами из ФАТХ, ограбления банков и убийства полицейских, но и подрывы американских военных баз в ФРГ, убийства крупных промышленников и подрыв издательства Axel Springer. А начиналось все прозаично и обыденно: в какой-то момент, в 1968 году Андреас Баадер, один из основателей организации, счел, что фашистский капитализм угнетает человечество и по этому поводу взорвал супермаркет во Франкфурте-на-Майне.

Хочется оговориться для особо непонятливых – я лично никоим образом не поддерживаю немецких левых террористов, а их методы и взгляды на жизнь вызывают у меня искреннее отвращение. Но пишу я о них, потому что общественные проблемы, приведшие к появлению таких террористов в относительно благополучной Германии конца 1960-х поразительно созвучны тем проблемам, что присутствуют в современном российском обществе.

1960-е были в ФРГ временем экономического подъема и постоянного правления партии ХДС. Общие тенденции бурных шестидесятых не обошли Германию стороной – здесь появилось свое мощное студенческое движение, расцветало множество левых движений и партий, тогда же начинал свою карьеру Фасбиндер, который станет певцом этого поколения, его окном в мир. Вместе с тем, в ФРГ, по понятным причинам, тяжело переживали наследие прошлого – мало того, что бывшие нацисты никуда не делись и многие из них по-прежнему занимали важные позиции в бизнесе, государственном управлении и общественных организациях (вроде ODESSA – организации, добивавшейся реабилитации бывших офицеров СС), но некоторые из них доходили и до самых важных постов в государстве – как, например, федеральный канцлер Курт Кизингер, который вступил в НСДАП еще в 1933 году и благополучно работал в геббельсовском министерстве пропаганды. В 1968 году ему публично влепит пощечину охотница на нацистов Беата Кларсфельд, а он ничего не ответил – через год Кизингер уйдет в отставку и будет всеми забыт.

Таким был политический фон: Германией управляли пожилые люди, повидавшие нацизм и пытавшиеся от него как можно дальше дистанцироваться. И в то же время вызревала послевоенная молодежь, то самое поколение хиппи, поколение цветов, поколение Beatles и борьбы за права меньшинств. Оппозиционные журналы, обличавшие германское правительство в фашизме и прочих прегрешениях перед человечеством, расходились многотысячными тиражами, а студенческие демонстрации достигают такого размаха, что в 1968 году пришлось принимать специальную поправку к конституции, которая давала правительству право на особые действия в случае беспорядков, восстаний и путчей.

За поколением хиппи, не сумевшим с помощью протестов заставить государство заметить новую молодежь с иными проблемами, пришло мрачное, пахнущее порохом и кровью поколение левых террористов. В качестве идеологии – коктейль из антиимпериализма, антиамериканизма, антикапитализма и марксизма. Сплошное отрицание всего, что было в ФРГ – они пришли, чтобы уничтожить систему, потому что победить ее мирным протестом не удалось. Даже изменить не удалось. По крайней мере, они сами так говорили.

Они называли режим ФРГ фашистским, но что в нем было фашистского, если задуматься? Приходится признать, что, в общем-то, мало чего. А уж прямого сравнения с Нацистской Германией он не выдерживал – он позволял объявлять себе открытую войну, публично ошибался, пытаясь переловить террористов, а главное – позволял этим молодым людям вести такой образ жизни, который немцам в ГДР невозможно было бы и представить: подпольное изготовление взрывчатки и похищение автомобилей, путешествия по всей Европе, публичные заявления террористов в федеральной прессе, открытые суды, демонстрации, забастовки, протесты. В их руках были все инструменты для легальной борьбы: от прессы и муниципальных выборов до капитала и связей. Но они выбрали подполье и ушли в него, в ходе своей деятельности убив огромное количество людей. И не достигнув ни одной из своих целей. Это очень хороший пример того, как людям мышление заменила идеология, не позволяющая подумать своей головой.

И это не уникальный пример, просто очень характерный. Но по такому же пути прошли и «Красные бригады» в Италии, и «Черные пантеры» в США, и ИРА.

Венцом всей этой борьбы молодых людей непонятно за что, стала «Немецкая осень» в 1977 году, во время которой был убит глава Dresdner Bank, захвачен в заложники и убит немецкий топ-менеджер, политик и бывший нацист Ганс Мартин Шлейер, захвачен самолет аэрокомпании «Люфтганза». Вскоре после этого лидеры первого поколения RAF, к тому времени содержавшиеся в штутгартской тюрьме Штамхайм, были обнаружены в своих камерах мертвыми – по официальной версии они покончили с собой, а по неофициальной и наиболее популярной, были убиты по приказу германского правительства.

Я часто думаю об этих молодых людях, стараюсь понять, что же привело их ко всему этому. Я смотрю на объявления о розыске с фотографиями длинноволосых парней и девушек над которыми большими красными буквами написано TERRORISTEN. На фотографиях они немного похожи на модных рок-звезд на отдыхе; образ, слабо вяжущийся с их деятельностью.

Они родились во время или после войны, выросли в 1950-е и были, наверное, самым благополучным и обеспеченным поколением за весь двадцатый век. Они были немного избалованны и привыкли получать того, чего хотели, а социальные достижения воспринимали как само собой разумеющееся, а не как прорыв. Они были первым по-настоящему молодежным поколением: со своей музыкой, кино и литературой; ведь раньше этого промежуточного состояния не было, а молодые люди примеривали родительскую одежду и переходили в разряд взрослых. И эта молодежная культура был направлена резко против мира взрослых, мира родителей. Причин тому было много, а, пожалуй, самой важной было недоверие к взрослым. «Взрослые», управлявшие Германией, были замазаны в нацизме (вне зависимости от того, чем они в те годы занимались), «взрослые» — чужие, ничего непонимающие инопланетяне. Послевоенная молодежь в Европе привыкла получать то, чего она хотела, она выросла в обществе потребления (Бодрийяр сформулирует этот термин только в 1970-м году, но это неважно), ей с детства говорили, что ей открыты все дороги, она не думала о голоде и не видела крушений и кризисов.

А вот умению ждать их не научили. Кто-то дорвался до секса, наркотиков и рок-н-ролла, а кто-то решил перевернуть устои государства. А главное – сделать это все как можно быстрей.

Самое смешное и грустное, что совсем рядом с этими немецкими левыми террористами жила целая страна, в которой безраздельно властвовал социализм. Конечно же речь о ГДР. Но им и не приходило в голову как-то здраво оценить место ГДР в мире и подумать о том, почему так много восточных немцев рвутся через Берлинскую стену на Запад. Они были готовы убить за свою идею, так о каких размышлениях тут еще можно говорить?

И вы как хотите, но мне эта ситуация до боли напоминает нас. До боли – потому что я очень этого боюсь и надеюсь, что такого никогда не случится.

Потому что у нас тоже есть поколение, выросшие в бешено развивающемся капитализме, во время экономического роста и становления общества потребления. Поколение, выросшее при постоянном правлении одной и той же партии, «взрослых» людей, заставших коммунизм. Молодежь, воспринимающая путешествия за границу на отдых, открытый интернет и забитые до потолка супермаркеты – как константу. Поколение, которому пришлось расти в обществе, где единственной реальной идеологией было личное обогащение и деньги в принципе. Поколение, не заставшее ни экономических кризисов, ни падений правительства, а только постоянный успех и реализацию всех мечт («Газпром – мечты сбываются», ага). У этого поколения тоже совсем нет умения ждать – хочется всего и сразу, и побыстрее – денег, славы, женщин, побед. Тут и сейчас, только бы не ждать. И у этого поколения был свой протестный опыт, закончившийся провалом: шарики и карнавал не очень помогли в реализации политических устремлений. А сейчас это поколение растерянно и думает, пытается понять, что делать.

Возможно, я драматизирую и сгущаю краски, возможно, в недрах современной российской молодежи не вызревает какого-нибудь очередного монстра. Но все же мне кажется, что мои опасения близки к реальности – нашлось ведь много молодежи, готовой ехать и умирать в войне с Украиной за Новороссию. И они едут туда, берут в руки оружие и готовы умереть за идею. И даже не важно сейчас – хороша эта идея или плоха, ключевое здесь – способность умереть по своим идеологическим убеждениям. И убить как можно больше своих противников перед этим. А если завтра это будет другая идея? А если завтра мы увидим на улицах наших городов листовки с объявлением о розыске террористов-оппозицонеров?

Еще больше заставляют меня грустить совместные усилия государства и общества в усилении холодной гражданской войны. С одной стороны, государство последовательно сокращает возможность легального участия в политике, всячески стараясь отбить желание у кого бы то ни было в ней участвовать. Последние социологические исследования показывают, что у российской молодежи развивается отношение к политике, как к сфере «не для них», как к деятельности, которой должны заниматься только «взрослые». В то же время оппозиционное общество так уверилось в правоте своих нехитрых мыслей и слоганов, что никоим образом не приемлет иных точек зрения, превращаясь в какую-то небольшую, сплоченную секту. И самое ужасное, что я прекрасно представляю, что в случае если какие-нибудь анонимные террористы-оппозиционеры возьмут в заложники какого-нибудь топ-менеджера Газпрома или высокопоставленного чиновника, начнут его пытать, требуя политических реформ, оппозиционный Твиттер и Фейсбук взорвутся аплодисментами и начнут всячески защищать террористов. Как же это перекликается с Германией начала 1970-х, где каждый четвертый немец заявлял, что поддерживает деятельность террористов из RAF.

У нас уже было поколение «хороших мальчиков и девушек», бросавшихся бомбами в чиновников и губернаторов. И мы все помним, что ничем хорошим это не кончилось – в конце была только кровь, смерть и революция.

Единственным лекарством от этого являются общественные переговоры, как бы банально это ни звучало. Нужно позволить всем говорить, понемногу откручивать гайки, достигать консенсуса по каждому пункту общественных проблем и вместе строить открытое общество, готовое к переменам.

Есть только одна проблема – по нынешним временам такая программа звучит как неубедительное фэнтези. Кажется, что все уже готовы к холодной войне и страстно ее желают ее.

Поэтому мне остается сказать только одно.

Не надо так.