Павел НИКУЛИН, специально для «Кашина»
— Я родился между Питером и Москвой. Я здесь чужой, я там чужой, — пел потрепанный тридцатилетний мужчина, который почему-то сидел в кресле у моего компьютера. Он подыгрывал себе на гитаре моего соседа Андрея. Мужчина этот, насколько я помню, только что вышел из тюрьмы. Он приехал к своей подруге — хозяйке квартиры, у который мы снимали комнату.
Это было прекрасное время безденежья. Все деньги я тратил на алкоголь, траву и книжки, работал курьером, клянчил мелочь на Арбате, пока сосед играл на гитаре и падал в голодные обмороки. Наша комната была такой территорией независимости с дешевыми томиками экзистенциалистов, водкой и песнями питерских панков, но почему-то 14 апреля 2007 года нашу независимость нарушил пьяный мужчина. Он приехал к хозяйке, молниеносно напился и пошел к нам знакомиться.
— Э-нер-ги-я, — пел он умирающим голосом.
Энергией от его придыханий в комнате и не пахло, зато пахло дешевым пивом из полторашки, которую зек принес с собой. Еще пахло весенней сыростью из окна и собачьим говном из комнаты нашей хозяйки. Она держала таких маленьких комнатных собачек, которых почему-то не выгуливала. Короче, было понятно, что из комнаты сегодня надо валить.
Тем более, что было понятно куда: на Пушкинской площади должен был пройти Марш несогласных. Я тогда не очень понимал, с чем именно были не согласны протестующие, но посмотреть на запрещенное шествие было интересней, чем слышать песни Константина Кинчева в исполнении только что откинувшегося зека. Так что мы с соседом поехали в центр.
На Пушкинской мы сразу как-то потерялись. Пока я искал соседа, меня задержал омоновец и отвёл в автозак. Не какой-то там милицейский автобус, а именно автозак — такой грузовичок без окон, в котором обычно перевозят зеков. Передо мной у входа в отсек для задержанных стоял хорошо одетый мужчина, возмущавшийся с сильным немецким акцентом.
— Найн! Найн! У меня есть дипломатик паспорт! — кричал он на милиционера.
Милиционер послушал его крики минут пять, а потом просто несколько раз ударил головой о железную дверь. Немец слегка растерялся, и, пока он приходил в себя, его тут же заперли в отсек размером с холодильник. Позже я узнал что в таких одиночках обычно перевозят особо опасных преступников, а называются отсеки «стаканами». Немец в стакане сразу затих.
Меня же засунули в отсек с другими задержанными. Сидячих мест там не было, поэтому меня просто усадили кому-то на колени. В соседнем таком же отсеке нашелся мой сосед, его задержали за то, что он спросил у ментов в оцеплении, не видели ли они человека похожего на меня. Они не видели.
— Ладно, повезли их расстреливать, — скомандовал мент в грузовике водителю.
Сейчас я понимаю, что он пошутил, но тогда не понимал и очень сильно испугался: меня ведь никогда раньше не расстреливали.
Нас несколько часов возили по Москве, привезли в ОВД «Марьина роща», долго держали на первом этаже, а потом водили пачками допрашивать. Все это было очень нудно, вдобавок нам не разрешали ходить в туалет, что сами понимаете, доставляло ряд неудобств.
В какой-то момент повели допрашивать и меня с соседом. Оперативник сидел в тесном прокуренном кабинете и играл в Heroes III.
— Три два один шесть семь, — посоветовал я ему код от Heroes II, который дает игроку пять черных драконов и который, конечно же, не подошел, но зато помог нам установить доверительные отношения. Доверительные в том смысле, что оперативник поверил мне и моему соседу, что мы были на Марше несогласных случайно, и порвал наши протоколы.
— Значит так, — устало сказал он, — Вы идете сейчас в ларек через дорогу, покупаете банку «Казановы» и пачку «Парламента», а потом возвращаетесь назад.
Мы почти так и сделали. Вышли из ОВД, перешли дорогу, купили в ларьке один на двоих билет на автобус и уехали к «Рижской». Мы очень торопились: 14 апреля 2007 года мне исполнялось 19 лет, дома ждали гости и на счету была каждая минута.
В конце 2007-го я познакомился с оппозиционными активистами. В 2008-м вступил в «Свободные радикалы» и «Оборону». Потом вышел отовсюду и стал заниматься журналистикой. С бывшим соседом я поссорился и даже как-то подрался. Он долго сторонился политики, но все-таки вступил в движение «Русские», провел начало 2014-го года на Майдане, строил баррикады и переживал за территориальную целостность Украины. Недавно он написал мне, что собирается переезжать то ли в Одессу, то ли в Киев, то ли во Львов.
