Павел НИКУЛИН, специально для «Кашина»
Случай на допросе
— Пиши, — скомандовал сорокалетний эфэсбэшник, протягивая листок и ручку, — Иванов Иван Иванович. Так меня зовут. А если ты за десять минут не начнешь отвечать на мои вопросы, то я сомну этот кусочек бумаги и заставлю тебя его сожрать. Понял?!
Я, конечно же, его не понял. Поэтому он долго на меня орал, перегнувшись через стол так, что капли его слюны попали мне на щетину и веки. Удивительно, но изо рта капитана ФСБ Иващенко (после 50 минут ругани он все-таки показал удостоверение) не воняло. Обычно в книжках пишут про смрадное дыхание злодеев, а у него оно было совсем не смрадное, что меня расстроило, конечно же.
— Четырнадцатое апреля восемьдесят восьмого года. А хорошие цифры: 14 и 88, — гоготнул один из юных помощников Иващенко. Я тяжело вздохнул и сжал ладонью свое лицо.
На этот допрос я попал 11 марта в 5 утра. Я возвращался из своей первой крымской командировки на автобусе Севастополь-Краснодар через паромную переправу. Меня еще очень удивило тогда, что паспортный контроль со стороны Украины еще работал. Выпустили меня из Крыма без проблем, а вот с российским паспортным контролем возникли трудности.
Хотя, признаться, с первого января у меня вообще проблемы с российскими границами — задерживают, запирают в кабинетах и допрашивают. Задержали и в этот раз.
Приветливые сотрудники хотели скопировать все фотографии с планшета, файлы с нетбука и досмотреть рюкзак. Я был против и требовал протокола, чекисты матерились. Короче, дружбы у нас с ними не вышло. Я на прощанье пригрозил Иващенко служебной проверкой, а он обозвал меня наркоманом и пидором. На том и разошлись.
В следующий раз в это же кабинет для допросов я попал 27 марта. На этот раз без Иващенко, к слову. Я очень торопился на краснодарский автобус и решил, что не буду требовать удостоверений от сотрудников , понадеявшись, что так дело пойдет явно быстрее и пообещав себе не рассказывать на допросе больше того, что написано мной в моих репортажах.
— Не, а вот где можно почитать репортажи твои? — спрашивал одетый в куртку с капюшоном один из эфэсбэшников, самый смешливый и разговорчивый.
Всего же их было человек пять, кажется. И пока я спорил с этой великолепной пятеркой о судьбе Крыма, пересказывал свои заметки и даже показывал, где их можно посмотреть в интернете, он все время шутил, причем очень глупо.
— Слушай, запиши мой телефон, если поедешь в Крым писать про «Хизб-ут Тахрир», мы тебе охрану обеспечим, — заботливо пообещал самый старший из сотрудников по имени Александр. Я тут же в красках представил что именно произойдет с членами этой легальной до референдума в Крыму организации после встречи с «охраной» из ФСБ, но все-таки записал телефон.
Вся эта беседа походила скорее на встречу одноклассников, чем на допрос, и я надеялся, что меня вот-вот отпустят или предложат чаю, пока мне, наконец, не задали по-настоящему серьезный вопрос: «Слышь, а кто такой этот Гаскаров?» Дело в том, что я был в балахоне с надписью «Свободу Алексею Гаскарову».
— Да это московский политик, ментов на площади в Москве избил, — с готовностью ответил вместо меня весельчак.
— Ну не избил… — осторожно поправил я.
— Да зачем он туда поперся? — спросил меня другой эфэсбэшник.
— Он против Путина что ли?
— А ты тоже, наверное, против Путина?
— Наверное, Навального читаешь?
Я растерялся. Этотведь был первый в моей жизни перекрестный допрос.
И пока я молча хлопал глазами, меня спросили читаю ли я «Спутник и погром». У меня поинтересовались как я отношусь к Егору Просвирнирну. Они посмотрели на мой «Свободу Алексею Гаскарову» и спросили, придерживаюсь ли я националистических взглядов. Это были коллеги тех эфэсбэшников, которые шутили про 14/88.
Все оживились. Пришлось объяснять им, почему я именно не читаю «Спутник и погром» и как отношусь к Просвирнину. Потом еще сказал что-то про смертную казнь. В том смысле, что если ее введут, то не будет у нас больше виз в Европу. Меня не просили об этом говорить, но я разволновался.
— То есть ты гуманист, хочешь, чтобы было у нас как в Европе? — спросил весельчак.
— А ты знаешь, что там все пидоры и в жопу ебутся? — тут же огорошил меня сотрудник, интересовавшийся Просвирниным.
— Я бы вообще мэра Рейкьявика бы обоссал, — подал голос еще один из чекистов.
— А сам ты под хвост не балуешься? — спросил весельчак.
— Нет… — растерянно ответил я. Мне вдруг очень стало тревожно, что если я буду не убедителен, то меня тут же обоссут вместо мэра Рейкьявика. Поэтому я добавил, что у меня и невеста есть.
Больше про анальный секс меня не спрашивали, а спросили почему-то про Михаила Горбачева. Считаю ли я его предателем и как отношусь к развалу Советского Союза.
— Так что же, воевать надо было со всеми? — спросил я
— Ну с Чечней же воевали! Это наша земля, русская! — ответил мне эфэсбэшник, интересовавшийся Просвирниным.
— Не думал, что встречу ублюдка, который будет против СССР. Вон отсюда! — скомандовал еще один чекист.
Я подчинился и вышел. На автобус я все-таки опоздал, до Краснодара меня подбросили ребята из Адыгеи. Они расспрашивали меня про Крым, а когда им надоело, спросили где я еще путешествовал,
— Вот недавно был в Швеции, — сказал им я, приготовившись рассказывать про кроликов, которые бегают по газонам Мальме, про маленькие квартирки, про ветряки и мост в Данию. Но они спросили меня совсем про другое.
— Слушай, а правда, что там одни пидоры? — спросили меня они. За окном машины было море, лиманы и какие-то домики для отдыхающих. Я притворился спящим.
