Сегодня ни один политический или гражданский активист, блогер или журналист не пойдет к следователю без адвоката. Это стало нормой. В случае задержания каждый знает, что не стоит ни о чем общаться с силовиками, пока не появится адвокат. Ждут сутки и двое, пока следователи от него прячутся, но все равно «стоят на 51-й».
Круг адвокатов, которые бесплатно или за символическую плату готовы сходить на допрос (опрос, «беседу») в крупных городах вполне покрывает возможный спрос. В Москве десятка два таких адвокатов, в Петербурге точно больше десяти, есть в Казани, Нижнем Новгороде, Самаре, Ростове, Краснодаре, Ставрополе, Сочи, Екатеринбурге, Челябинске, Липецке, Воронеже. В небольших городах и за Уралом пока сложнее, там выше личная ответственность по поиску защитника.
В европейской части страны вообще по факту существует служба оперативного реагирования, позволяющая адвокату в течение 1-2 суток появиться в любом общественно значимом деле. В обеих столицах и вовсе есть заметная конкуренция за право работать в деле. Она к тому же подстегивает и самих адвокатов, обеспечивая большую оперативность и повышая ответственность.
Да, сегодня, как и всегда ранее, нельзя рассчитывать на оправдательный приговор, стало трудно рассчитывать на прекращение уголовного преследования за отсутствием состава или события преступления, как это было еще несколько лет назад. Система мобилизуется, милитаризируется и как следствие гомогенизируется — в том смысле, что снижается вариативность принятия решения, они стандартизируются. Девиации возможны лишь при наличии указания начальства. Начальство же живет в параллельном мире, утратило связи с реальностью и всё сложнее поддается влиянию. Тем не менее, мы все были свидетелями публичного прекращения уголовного дела за отсутствием состава преступления в отношении Светланы Давыдовой около года назад.
Ситуация существенно иная, когда речь идет о рядовых силовиках — если не ставить задачу прекращения по реабилитирующим основаниям (а ставить, конечно, как правило нужно), открывается простор для торга и маневра. Отсюда прошлый год прошел под знаком амнистии — под нее удалось добиться прекращения десятков «политических» уголовных дел в регионах. Как правило, по-тихому, почти всегда по согласованию между следователем и подзащитным. В ряде случаев — с прямой подгонкой квалификации под решение об амнистии. Там, где можно было прекратить за давностью или за примирением, тоже всё работает.
Случаи реального лишения свободы остаются редкими — Непомнящих, Дадин, Полюдова, еще несколько в регионах. Каждый из них очень важен, причиняет большой ущерб общей ситуации, психологически сильно влияет. Но нужно сравнивать с первыми сроками по Болотке, где при признании вины, особом порядке, полным сотрудничеством со следствием, были сроки 4-4,5 года.
Отсчет новой политической ситуации надо вести, конечно, с сентября 2011, когда было объявлено о намерении Путина вернуться в президентское кресло. Старт новому витку репрессий надо вести с задержаний и арестов (ранее непрактиковавшихся) участников протестов на Чистых прудах 5 декабря 2011 года. Навальный, Яшин, Верзилов, другие, всего более 1000 задержанных и около сотни арестованных. Первое уголовное дело новой волны репрессий, безусловно, преследование Pussy Riot с февраля 2012 года. И, наконец, первая «кассетная» искусственно созданная политическая уголовка — Болотка, начавшаяся в мае 2012 и продолжающаяся уже 46-й месяц.
Поэтому «двушечку» Толоконниковой и Алехиной — молодым девушкам с детьми — можно было считать планировавшейся «минималкой». Учитывая 4,5 года болотнику Лузянину, прошедшему по «особому порядку» и обеспечившему следствие «преюдицией» в виде установленного приговором наличия массовых беспорядков, — этот срок предполагалось считать «подарком за сотрудничество». Остальные должны были получать 6-8 лет. Навальному по делу Кировлеса был согласован срок в 5 лет, которые он и получил в первой инстанции.
План в этом виде не сработал. К 2014-2015 годам тюремный срок больше трех лет по политическим делам почти нигде уже не фигурирует. Битва в судах идет за наказание, не связанное с лишением свободы, как и ранее, реальный срок считается большим разочарованием. «Дело о флаге» в Калининграде — освождение в зале суда, Даниил Константинов — то же самое, обвинявшийся в призывах к сепаратизму депутат Заваркин в Карелии получил 30 тысяч рублей штрафа. Дарья Полюдова по той же статье получила 2 года поселения.
Болотник Иван Непомнящих получил в первой инстанции 2,5 года, на сегодня он уже год отбыл, учитывая домашний арест под следствием.
Новая правозащитная практика последних пары лет — сопровождение после приговора. Визиты, выстраивание отношений с администрацией, реагирование на взыскания, ходатайства о переводе ближе к дому, на более легкий режим, замена на более мягкое наказание, наконец, битвы за УДО — этого всего раньше почти не было. Первыми ласточками здесь были те же Толоконникова и Алёхина.
Эталонный пример — Евгений Витишко — почти год он сражался с колонией за досрочную свободу, и в итоге перед Новым 2016 годом ее получил, на год раньше «звонка».
Болотники — Савёлов, Полихович, Марголин — вышли условно-досрочно.
Я не утверждаю, что так у всех, и уж тем более — что это победа демократии. Но примеры есть, и за них нужно биться.
Обязательным стало обращение в Европейский суд по правам человека — специализирующихся на такой работе юристов в стране 2-3 десятка, работу по знаковым делам готовы делать бесплатно. Почти каждое дело уходит в Страсбург. Учитывая длительность процедур ЕСПЧ, почти ни одно репрессивное дело с 2011-2012 годов еще и не рассмотрено. А те, по которым решения уже вынесены, устанавливали факт нарушения Конвенции, назначали солидную компенсацию и дали возможность отменять судебные решения. Административные аресты Навального и Яшина на ]Чистых прудах Страсбург признал нарушением прав человека, как и такой же арест Евгения Фрумкина на Болотной площади. На троих компенсация составила больше 86 тысяч евро (что 7 млн рублей по сегодняшнему курсу). И это ее административки, уголовки будут впереди.
Очень часто адвокаты продолжают обжаловать приговоры и после вступления их в силу, вытаскивая их на уровень Верховного суда РФ. Отменяются они редко, но рассчитывать на снижение срока на несколько месяцев вполне реально.
Абсолютно все репрессивные законы сразу после их первого применения уходят с жалобами на несоответствие Конституции в Конституционный суд. Понятно, что его репутация сегодня не позволяет рассчитывать на полный успех. Валерий Зорькин тоже сражается с демонами либерализма, но, во-первых, признавая их конституционность, Суд разделяет политическую ответственность за репрессии. Во-вторых, КС часто немного шлифует нормы и сужает сферу применения. В-третьих, мнение КС важно для последующего рассмотрения дела в Страсбурге.
Новые дела, особенно, «кассетные» силовикам продвигать становится сложнее. Не развернулось «Тверское дело» о перекрытии улицы в день взятия под стражу Навального летом 2014 года, ограничившись единственным обвиняемым. «Дело высотки» с обвинением бейсджамперов и руферов за покраску крыши в цвета украинского флага закончилось 4 оправдательными приговорами и освобождением пятого в апелляции.
Уголовное дело «группы ЗОВ» — инициаторов референдума «За ответственную власть» — расследуется с трудом, лидер группы Юрий Мухин из-по стражи переведен под домашний арест, продление ареста остальным троим участникам каждый раз проходит с видимым трудом. Андрей Пивоваров в Костроме был также освобожден из-под стражи.
Каждая активизация очередного «дела Навального» — о сборах пожертвований на избирательную кампанию — вызывает бурю насмешек над СКР в сети.
Да, остаются в тюрьме больше 20 политических — Олег Навальный, Алексей Сутуга, Алексей Гаскаров, Сергей Кривов, Дмитрий Ишевский, Рафис Кашапов, Ильдар Дадин, «группа Сенцова» — Олег Сенцов, Александр Кольченко, Геннадий Афанасьев, Александр Костенко, Руслан Кутаев, Игорь Матвеев, Сергей Резник, Надежда Савченко, Александр Соколов, Валерий Парфенов, Кирилл Барабаш, Сергей Удальцов, Леонид Развозжаев, Таисия Осипова.
Под стражей ждут суда Александр Белов (Поткин), Дмитрий Бученков, Игорь Житенев. Ждет апелляции под угрозой двух лет колонии-поселения Дарья Полюдова.
Но репрессивная машина коррумпирована, вертикальные связи нарушены. На фоне общих экономических проблем, сокращений в ведомствах, росте нагрузки, усталости от кампанейщины и окриков начальства открываются возможности для сопротивления. Уже есть положительная практика. Тотальный контроль системы сегодня невозможен, дальше будет еще легче.
Наша общая задача — как можно скорее освободить каждого из перечисенных выше. Купировать «кассетные» дела, постоянно повышать политических порог для новых. Сопротивляться на каждом этапе — с вызова на беседы до освобождения из колонии. Сейчас надо сделать так, чтобы политически мотивированные уголовные дела в отношении общественных деятелей стали исключением. Потом — чтобы их не было вовсе.
