Убийство поэта
Сергей Есенин и его смерть – одна из занимательнейших загадок ХХ века, которую пытались решить учёные на протяжении всего минувшего столетия и продолжают пытаться в наши дни. Исписаны тонны бумаги всевозможными версиями. Чуть ли не ежегодно печатаются новые книги. Над этой загадкой ломают головы такие филологи, как отец и сын Куняевы, Алла Марченко, Пётр Радечко, Виктор Кузнецов, Валентина Пашинина и с полтора десятка имён поменьше весом.
Абсолютное большинство склоняется к версии убийства поэта. При этом мелькают гипотезы о страшных еврейских жертвоприношениях, о предательстве друзей, о слежке за Есениным компетентными органами.
Если с первыми гипотезами всё понятно: их выдвигают закоренелые юдофобы, потому-то особого внимания они не заслуживают; то с остальными возникают серьёзные вопросы.
О предательстве и зависти ближайшего круга друзей Есенина лучше всего говорят мемуары. Там всё видно: кто по-настоящему любил поэта, кто ошивался рядом ради обеда и бутылки, кто зарабатывал на славном имени. Но ряд учёных просто перевирает факты на чистом глазу.
Ради чего? Ради того, чтобы доказать свою версию умерщвления поэта и показать, в какой обстановке приходилось жить и работать светочу русской литературы.
Всё это, конечно, тоже выглядит печально. Стоило милиции в 1990-е откликнуться на предложение есенинского комитета и Эдуарда Хлысталова и предложить начать совместное расследование, как исследователь категорически отказался. Он не хотел сотрудничать с органами госвласти.
Почему? Потому что они всё равно правды не скажут? На самом деле Хлысталов (а на его месте мог бы быть Кузнецов, Куняев или любой другой ярый исследователь), попросту испугался: за клевету его могли бы привлечь к ответственности. А уж в этих книгах, которые как будто проливают свет на смерть Есенина, столько необоснованных утверждений, что любой наследник вправе предъявить иск горе-филологу.
Мариенгоф – тайный агент ГПУ?
Об одном из потенциальных подозреваемых я хочу поговорить конкретно. Имя ему – Анатолий Борисович Мариенгоф. Он был ближайшим другом Есенина. Поссорились они из-за взаимного недопонимания. Никто ни у кого ничего не крал. Общий бизнес прогорел. Денег не было. Подливали масла в огонь окружающие. Но в скором времени Мариенгоф и Есенин помирились и, если бы не смерть последнего, они бы ещё устроили, как и планировали, «эпоху Есенина и Мариенгофа».
Анатолия Борисовича обвиняют во всех смертных грехах. Пётр Радечко в своей книге «Троянский конь репутации Есенина» пытается доказать, что Мариенгоф в компании Колобова спаивал Есенина, что наживался за его счёт, что после смерти ездил с лекциями о друге по городам и весям.
Ничего, конечно, подобного и в помине не было. Никто Сергея Александровича не спаивал, но вместе хорошенько напивались. Куда ж уйти от дружеской пьянки? За счёт Есенина жили поэт и учитель Николай Клюев, молодые сёстры поэта, ещё не испробовавшие жизни, собутыльники последних лет. Мариенгоф же после встречи с Анной Никритиной полностью переключился с литературных дел на семью. Работал в первой советской киностудии Пролеткино, редактировал журнал, писал статьи в газеты, пытался организовать в отсутствии Есенина имажинистскую банду, писал для Камерного театра пьесу – зарабатывал, как мог. Когда Есенин уехал с Дункан за границу, понемногу отсылал деньги сёстрам поэта, но не забывал и о своей семье: жена, ребёнок, тёща.
После смерти Есенина, Мариенгоф не колесил по Союзу с рассказами о друге. Он выезжал в Европу, дабы присмотреться, куда можно и можно ли вообще эмигрировать. В 1928 году Никритина уехала работать в Воронежский драматический театр, и Мариенгоф уехал вслед за женой. В 1929 году он вместе с Рюриком Ивневым съездил на Урал с чтением стихов, а после семья перебралась в Ленинград. Вот и все поездки.
Окружение Мариенгофа
Лучшим доказательством сексотства Анатолия Борисовича были бы его связи с другими стукачами. Поэтому стоит обратить внимание на его круг общения после смерти Сергея Есенина.
Переехав в Ленинград, Мариенгоф знакомится с литераторами из «писательской надстройки» (Канал Грибоедова, 9): Борис Эйхенбаум, Михаил Козаков, Зоя Никитина, Михаил Зощенко и т.д. Уличить кого-то из них в сотрудничестве с ГПУ невозможно.
Где-то мелькает Николай Никитин, один из мужей Зои Никитиной, – то ли у Кузнецова, то ли у Куняева старшего в расследовании, – и с ним был знаком Мариенгоф, но шапочно. Сохранились три фотографии 1933 года, где Анатолий Борисович позирует Никитину на одной из набережных Невы. Вот и всё знакомство. Ни до, ни после они толком-то и не общались. А тогда свиделись случайно – опять же через Зою Александровну, которая со временем стала близким другом семьи Мариенгофа-Никритиной.
Был среди знакомых Мариенгофа Яков Блюмкин. Но чьим ещё знакомым он не был? К тому же уже доказано, что к смерти Есенин этот славный чекист не имел никакого отношения, так как в это время устраивал на Ближнем Востоке очередную красную революцию.
Был знаком поэт и с Карлом Радеком, который участвовал в «есенинщине», но и это знакомство было шапочным: где-то у кого-то в гостях они пересеклись на званном ужине.
И так далее. Мариенгоф не был знаком ни с одним стукачём. Наоборот – Израиль Меттер, честь и совесть Ленинграда, был его хорошим другом. Как и ряд других писателей, носящих бессмертные имена.
Стихи Мариенгофа
В случае с Вольфом Эрлихом филологи говорят о стихах. Если в них мелькает название ведомства, значит и поэт был причастен к нему. Странная логика, но вполне понятная.
У Анатолия Борисовича есть одно стихотворение, где мелькает чрезвычайная комиссия. Заканчивается оно двумя строчками:
Ведь у нас мужчины плачут,
А женщины работают в ЧК…
Сначала может показаться, что это относится к Галине Бениславской, но стоит немного вдуматься в ситуацию, вчитаться в мемуары – и эта идея сама собой отпадает. Может быть, это касается Никритиной, жены Мариенгофа? Тоже вряд ли. Когда к ней в дом приходили чекисты с предложениями о сотрудничестве, она их за шиворот спускала с лестницы.
Есть ещё одна женщина – Зоя Никитина. Её тоже подозревают оба Куняевых, Кузнецов и кто-то ещё из исследователей. Причиной послужило то, что она последней провожала тело Есенина на Московском вокзале в Ленинграде и как будто делала менее изувеченным лицо поэта. Версия эта просто не поддаётся никакой логике. Обвинения филологов опять беспочвенны и построены на недалёких умозаключениях.
В конце концов, Никитину расстреляли бы в 1937 году, когда она целый год провела под следствием из-за брата-белогвардейца, или в 1948 году, когда её допрашивали о махинациях в ленинградском литфонде. Но её и пальцем не тронули, не убрали как свидетеля, потому что никаким свидетелем, стукачом, сексотом, тайным агентом она не была.
Также дело обстоит и с самим Мариенгофом, и с его женой. В 1934 году поэта вывозили в чёрном воронке на допрос. Но, как мы знаем, он остался жив.
А стихи просто-напросто отражают общую ситуацию в стране.
Запрос в архив ФСБ
И всё-таки остаются сомнения. Мы же не до конца уверены, как Радечко, Марченко и другие филологи. Нам нужны чёткие доказательства. А, может быть, все эти люди правы и Анатолий Борисович завидовал и подавлял своего друга? Может быть, он был сексотом ГПУ? С завистью вопрос сложный и требующий отдельного рассказа. А вот со службой на компетентные органы должно быть всё предельно ясно.
Я отправил запрос в архив ФСБ сразу на Мариенгофа и на его жену. Из УРАФ ФСБ РФ получил письмо:
Ваше обращение о предоставлении сведений в отношении Мариенгофа А.Б. и Никритиной А.Б. рассмотрено.
Сообщаем, что Центральный архив ФСБ России, а также Управление ФСБ России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области запрашиваемыми сведениями не располагают.
Для продолжения поиска интересующей информации рекомендуем обратиться в Российский государственный архив литературы и искусства по месту возможного хранения указанных материалов.
Заместитель начальника архива А.И. Шишкин
В РГАЛИ я прочёл 90% материалов, касающихся Анатолия Борисовича. Оставшиеся 10% – это его большие мемуары, которые не было времени сверять с уже и так напечатанными. Нигде не было и строчки о сотрудничестве с ГПУ.
В ответе архивистов чётко сказано: никаких документов нет, а, следовательно, и вопросы, которыми мы задаёмся, пусты. На этом стоило бы и остановиться, но все мы устроены так, что постоянно во всём сомневаемся.
Конечно, полностью доверять ФСБ нельзя: может быть, дело и имеется, но мне о нём не сказали. Надо ждать какого-то установленного срока, когда его раскроют сами.
Но мы же откуда-то знаем, что Вольф Эрлих был агентом ГПУ. Значит, архивы дают какие-то материалы.
Допустим, всё-таки Мариенгоф – тайный агент (чему я, конечно, не верю). Докажите, уважаемые есениноведы, эту гипотезу с помощью документов. Я постарался и направил запрос – пришёл отрицательный ответ. Верить или не верить архивистам – это уже другой вопрос. Я всего лишь прошу вас не быть голословными, а подтверждать свои домыслы конкретными бумагами.
Этот документ – уже шаг к пониманию жизни и творчества Мариенгофа. Пусть и из тумана в туман. Зато мы знаем, кто звал нас в этом тумане и кто указывал дорогу. Будет с кого спросить.
