Бабло кончается, а перспектив никаких

Егор Сенников, специально для «Кашина»

бабло кончается

Последние два года российская экономика пребывает в сложном и непонятном состоянии. Падающая цена на нефть, серьезно обесценивавшийся рубль, падение ВВП, сокращение золотовалютных резервов… Все это принимает уже достаточно серьезный оборот – так, гнетущее будущее России пророчат самые известные системные либералы, вроде Силуанова, Кудрина и Грефа, а президент России говорит, что нужно быть готовым к любому развитию событий в экономике. Даже такие яростно патриотично-оптимистичные авторы как Ульяна Скойбеда, которая сообщала, что была бы готова ходить в рваных колготках и стоять в очередях за капустой, лишь бы страна была великой как раньше, к концу прошлого года начали понемногу роптать на постоянно растущие цены.

Уже на прошлой неделе звучали неприятные сравнения нынешней ситуации с 1998 годом и случившимся тогда дефолтом. И в это время многие пытаются рассмотреть что-то в тумане, сгустившимся над будущим, стараясь предсказать, что случится с Россией дальше.

И примерно понятно, что там каждый видит: кто-то радостно потирает руки и предрекает всяческие несчастья и катастрофы, другие не замечают проблем и радостно пишут о том, что Америка уже на днях рухнет, так что российские проблемы на этом фоне ничего и не значат, их как бы и нет. На самом деле, все эти разговоры и предсказания, возможно, очень интересны для их участников, но довольно бессмысленны. В точности предсказать развитие событие в такой непредсказуемой стране как Россия – дело безнадежное, а из несбывшихся прогнозов о будущем нашей страны можно выложить уже дорогу от Петербурга до Москвы и обратно.

Но можно попытаться понять, какие факторы окажут влияние на то, что будет с российским обществом и страной при дальнейшем развитии событии – ведь основные контуры перемен, произошедших с жителями России видны уже и сейчас. Чем были 2000-е годы, изменили ли они россиян, и если да, то в какую сторону?

Первое десятилетие XXI века, во время которого страной управлял президент Путин, оказалось чрезвычайно успешным не только для российского государства, но, прежде всего, для ее граждан. Можно совершенно не испытать никаких сантиментов по поводу личности самого президента. Но сложно спорить с тем, что если в 1990-е годы основным бенефициаром сложившегося режима стала очень небольшая часть общества (избранная творческая интеллигенция, предприниматели, недавняя номенклатура и ее окружение) в то время как большая часть страны населения испытывала серьезные трудности и находилась в практически катастрофическом положении, то в 2000-е годы миллионы людей получили реальную возможность жить по-другому. Не знаю, можно ли назвать этот новый образ жизни «богатым», но «более обеспеченным» точно.

Это были годы потребительского бума, строительства бесконечных торговых центров и кинотеатров, открытия представительств всевозможных западных брендов, массового заграничного туризма российских граждан. Мировые кинопремьеры в Москве стартовали в один день с мировыми столицами, за книжками о Гарри Поттере в магазинах крупных российских городов выстраивались такие же очереди, как в Лондоне, Нью-Йорке и Токио, а московские клубы и тусовки стали известны во всем мире. В этом было много дикого, аляповато-нуворишского, это казалось невероятно глупым и каким-то разляпистым. Но в то же время все это безумие было лишь верхушкой айсберга народного потребления, невероятно разросшегося в 2000-е годы.

И новые возможности потребления, конечно, оказали влияние на российских граждан. У них стало появляться больше буржуазных привычек и хобби, больше прагматизма и цинизма. Да, можно заламывать руки, как делают некоторые, причитая о том, что общество решило обменять свои свободы и права в обмен на экономическое благополучие. Фактически так и было, но это уже несколько лицемерно – обвинять российских граждан в том, что они решили обменять возможную политическую позицию на потребительское благополучие. Такое мнение легко себе позволить, находясь в удобном и сытом положении, но мало кто, выбирая между эфемерными политическими возможностями (а называть 1990-е временем абсолютной политической свободы – все-таки, чрезмерная натяжка) и реальной возможностью жить лучше, предпочел бы лишь голые надежды.

Я так долго перечисляю вроде бы известные факты, потому что они дают понимание о том, в какой атмосфере жило российское общество в прошлом десятилетии. Конечно, можно лишь смотреть на глобальные процессы и наблюдать постепенное застывание и замерзание политической жизни в стране – и это будет правдой. Но не всей правдой, потому что вместе с этим, практически подо льдом, происходили и другие процессы. Например, за 2000-е годы российские горожане худо-бедно, но овладели наукой объединения по интересам.

С одной стороны, можно решить, что вопросы, ради которых объединялись граждане, стали слишком мелкими, не политическими: то способы управления жилищной собственностью через ТСЖ, то защита парка или архитектурного памятника, а то и борьба за потерянные вклады или строительство детского сада. Но, с другой стороны, именно способность к организации такого рода локальных и горизонтальных объединений, создает ту ткань политической и социальной жизни, из которой прорастает большая политическая жизнь. В жилищных и садоводческих товариществах, в клубах и родительских комитетах, в общественных градозащитных организациях и благотворительных обществах прорастает то, что и составляет основу гражданского общества. А не только в политических союзах и партиях.

Кроме того, важно понимать, что советское общество жило в своей собственной цивилизации, мало в чем пересекавшейся с образом жизни на Западе, и потому имевшей иногда довольно странные и искаженные представления о жизни за пределами СССР. В конце Перестройки и особенно в 1990-е годы, конечно, западный мир во всем своем многообразии от кинематографа и Кока-колы до умения пить текилу и красиво одеваться стал доступен всем желающим. Но все это тоже не очень способствовало пониманию того, как устроена жизнь на Западе – во-первых, весь этот огромный пласт культуры XX века необходимо было еще переварить и усвоить, во-вторых, всё это все равно не прибавляло понимания западной жизни, а, в-третьих, зарубежные поездки, хоть и стали доступнее, но по-прежнему оставались прерогативой меньшинства. Поэтому жители России продолжали существовать в некотором оторванном от мира культурном гетто, в которое большая часть заграничных тенденций попадали в очень переработанном или искривленном виде. Условный «Запад» по-прежнему многим представлялся миром изобилия и благочиния, где все хорошо.

И лишь в 2000-е годы критическая масса факторов дала положительный результат – и денег на поездки стало больше, и культура уже усвоилась, да и интернет дал возможность чувствовать себя частью глобального мира. В России стали обсуждать вопросы, бывшие важными для западных стран, страна включилась в некий диалог о современном обществе и современной культуре.

Можно сказать, что 2000-е годы сделали российских граждан более ответственными, взрослыми и трезвомыслящими, менее наивными и доверчивыми, чем они были в советское время и в девяностые годы. А что еще важнее, опыт 1990-х не был забыт, и в стране живет большое количество людей, которые, несмотря на улучшение материального положения в прошлом десятилетии, никогда не забывали, что все это может закончиться в любой момент и все пойдет прахом. И главное, что они привыкли, что всерьез рассчитывать на помощь государства не стоит. Их опыт выживания во времена тяжелого экономического кризиса окажется чрезвычайно важным в ближайшие годы.

Но перемены, произошедшие в 2000-е годы, были не только позитивными. Политическая пассивность, принятие даже самых больших глупостей и мерзостей за норму, и, что самое печальное, синдром выученной беспомощности – вот главные негативные черты, приобретенные российскими гражданами в годы правления Путина. Безусловно, не все обладают этими недостатками, но для многих стало проще не вмешиваться, не говорить, не выступать, объясняя это для себя знакомой отговоркой «как бы чего ни вышло».

Кроме того, российское сознание с каждым годом все сильнее бомбардировали пропагандой. И не только прогосударственной, но и оппозиционной. Так как реальная публичная политическая жизнь в стране в какой-то момент закончилась, то единственное, что оставалось у политиков, по тем или иным причинам оставшихся в медиаполе – это их красноречие. Да, 2000-е – это годы блогов и комментариев, годы популярных видео и пустопорожних радио- и телеинтервью. И по разным причинам, которые, конечно, интересно было бы обсудить, но не здесь и не сейчас, у многих пропало критическое отношение к получаемым из СМИ сведениям.

Во многом именно многолетние усилия государства в медиасреде сделали российский режим таким устойчивым к внешним и внутренним конфликтам. Да и вообще, сделали его таким, как мы знаем. Подчас сложно понять, скрывается ли за тем или иным пропагандистским миражом хоть что-нибудь настоящее или нет. Возможно, именно этого и добивались архитекторы всей этой пропагандистской машинерии – тотального недоверия к СМИ вообще. Раз все и вся вранье, то человек не будет доверять никому, ни оппозиционерам, которых телевизор обвинит во всех возможных грехах, ни властям, описываемых пропагандой исключительно в положительных красках.

И вот это отсутствие критичности, готовность соглашаться с лицемерием и несправедливостью современного российского общества, пожалуй, являются главными негативными результатами нулевых годов. Бесконечные псевдополитические передачи и дискуссии по всем федеральным телеканалам, заряженные государственной позицией блоги и комментарии в интернете, лидеры карнавальных патриотических движений – от всего этого у среднего человека пухнет голова.

Еще в 2011-2012 годах казалось, что вся эта выстроенная система государственного подавления и управления обществом находится в тяжелом кризисе. Тогда рейтинг Путина постоянно снижался, доверие общества к власти падало, и вообще казалось, что Россия находится в некоем безвоздушном пространстве, в котором лишь Государственная Дума безостановочно штампует реакционные законы. Многие могли подумать, что Олимпиада в Сочи станет лебединой песней этой эпохи. Так оно, в общем и было: стилистически 2012 и 2014 годы различаются очень сильно. Присоединение Крыма и война на Донбассе привели к перерождению всего политического поля и породили новую реальность. Которая стала, если можно так выразиться, эрой «высокого путинизма», максимально сжатым выражением всего периода правления Путина, преподанным в краткой форме.

Здесь есть все то безумие, которое подспудно варилось и бродило в голове среднего российского постсоветского обывателя уже четверть века. Православие и Сталин, великодержавная имперская идея и прохановско-лимоновские идеи о русском мире и русском пути. Нашлось место борьбе с фашизмом и советофилии, совмещенной со странно понятым русским национализмом и образом царя-батюшки, антиамериканизму и традиционизму, совмещенному с чувством постоянной национальной оскорбленности. В этой новой реальности политики в публичном поле говорят языком даже не обывательским, а каким-то попросту гопническим. Рождение этого нового стиля происходит буквально на наших глазах. И он еще ждет своего Зощенко, который сможет ухватить и описать его.

Все это не заставляло бы так грустить, если бы не находило такого живого отклика в сердцах многих россиянах. Отказавшаяся от многих старых масок, российская власть избрала себе в качестве ролевой модели именно нахрапистого ушлого ухаря, который, может и не всегда дружит с законом, но зато все лохи его боятся. Чтобы убедиться в том, что именно такая фигура служит ориентиром нынешним идеологам, достаточно ознакомиться с ключевыми образцами современной российской государственной пропаганды. И несогласных с навязыванием такой ролевой модели находится не очень много. Чисто стилистически многим такая фигура даже импонирует, показывая, что Россия сильна как никогда, и вообще на коне, а все остальные ее не любят, потому что завидуют.

И такая вера в пропаганду и создаваемые ей образы, конечно, заставляет понервничать. Отсутствие собственной позиции (а безоговорочное принятие чужой позиции – это, в общем-то, тоже отсутствие) и нежелание в какой-то степени декларировать свое мнение даже по самым болезненным вопросам, наводит на грустные мысли о неспособности актуального российского общества к рациональному и обдуманному политическому выбору в сложных ситуациях.

В общем, будущее России как всегда туманно и неясно. Конечно, хочется надеяться на лучшее, но важно не забывать, что понять, извлекли ли российские граждане уроки из эпохи стабильности, невозможно до тех пор, пока у этих граждан не будет возможности себя проявить. Хочется верить, что проходя через экономические трудности, российское общество в целом и каждый его член в частности будут анализировать причины происходящего, силясь понять из-за чего все произошло и что нужно делать, чтобы такого больше не допускать. А затем, рассудив, будет добиваться выгодных для себя политических решений и курсов.

Очень хочется верить в такую картину. Но пока что более правдоподобной кажется образ 1999 года, последовавшего после того кризиса 1998 года, которым сейчас пугает нас министр финансов. Года, в котором потерявшая доверие и поддержку власть, за ручку приводит в Кремль молодого и энергичного преемника, так выгодно смотрящегося на фоне заплывшего жиром и запутавшегося во лжи былого истеблишмента. И общество, которое уже устало от старой власти (а многие так и попросту ее ненавидели) с радостью приняли новичка, словно не замечая, что во многом получает то же самое

Сработает ли такой сценарий второй раз, я не знаю. Но именно это и покажет – выучены хоть какие-то уроки нулевых или нет.

И если нет, то придется остаться на второй год.

НЕТ КОММЕНТАРИЕВ