ГОРБИ-ДРИМ: Пока что-то вроде пресс-релиза

Семен ГОРБУНКОВ, как всегда для "Кашина"
Семен ГОРБУНКОВ, как всегда для «Кашина»

Михаилу Сергеевичу Горбачеву я звоню каждый раз, когда он умирает, а умирает он часто; какие-то бессовестные шутники выбрали почему-то его мишенью для своих шуток, и раз в несколько месяцев от имени разных агентств и газет они пишут, что Горбачев умер. После каждой такой новости я ему звоню, сложился у нас такой странный ритуал; я долго комплексовал, боялся, что он меня самого считает таким шутником или, что вероятнее, несколькими разными шутниками — мало ли кто ему звонит, он же не обязан всех помнить. Я перестал комплексовать, только когда он однажды сам вместо приветствия спросил меня «Что, опять меня хоронят?»; когда он умрет по-настоящему, я, наверное, удивлюсь сильнее всех на свете, потому что я привык к новостям о его смерти, и каждая такая новость про меня — просто повод позвонить ему, идти по улице и орать в телефон «Я вас люблю». Это единственный в мировой истории политик, о котором я могу сказать, что люблю его. Он, конечно, обидится на меня, когда прочитает мою книгу, но это же так всегда бывает, мы обижаем тех, кого любим.

Он сказал тогда «опять меня хоронят», и вот с этого все по-настоящему и началось.

Смешно, но я никогда не брал у него интервью и даже, по большому счету, не пытался его взять, зачем? Слушать те же самые байки, которые я сотни раз слышал и читал в его и не его исполнении? Сделать совместное селфи? Что еще? Это ведь обязательное свойство любого советского лидера — биография, похожая на выдуманную, перемешанные выдумки и умолчания и тоскливая «официальная версия», которой зачем-то положено верить.

Я и без интервью узнал о нем все. Теперь мне кажется, что я сам сидел в кремлевской Ореховой комнате, в которой заседало политбюро, дышал пылью кремлевских ковровых дорожек и искусственным кислородом в больничной палате Черненко. Я помню, как пахнут галоши Суслова, я курил трубку Сталина, на меня смотрели Суворов и Кутузов со стен сталинского кабинета. И Ставрополье, конечно, русский Прованс, родина Горбачева, которую и я считаю своей родиной, хотя из тридцати четырех лет своей жизни двадцать три прожил в Калининграде и десять в Москве. Моя первая художественная книга, «Роисся вперде», была про Ставрополье. И вторая, получается, тоже, потому что она про Горбачева.

Есть два самых распространенных у нас взгляда на этого человека. Первый — доброжелательный, примерно так же многие относятся к Николаю  II — добрый недалекий нерешительный человек, больше заботившийся о собственной семье, чем о власти и о стране. Другой взгляд — бескомпромиссный: агент влияния, сознательный разрушитель, враг. Но ведь нельзя дать оценку человеку и его действиям, если ты не знаешь, чего он хотел на самом деле. А о Горбачеве мы именно этого не знаем!

Во что точно нельзя поверить — в то, что это был слабый и нерешительный политик. Конечно-конечно, настолько слабый и неререшительный, что к 54 годам, разгромив в ожесточенной аппаратной борьбе нескольких капээсэсовских мастодонтов, возглавил большевистскую партию, а еще за три-четыре года (у Сталина и Брежнева на это уходили десятилетия, а Хрущева съели самого) зачистил руководство КПСС от всех своих, даже символических оппонентов. Попробуйте уложить этот сюжет в описание слабого и нерешительного политика, и я посмотрю, что у вас получится.

Конечно, я совершенно не настаиваю на том, что именно моя версия, которую я рассказываю в книге, правдива и достоверна. Но на чем я настаиваю всерьез: то, что мы сейчас знаем о Горбачеве — вот это в любом случае неправда. Свою версию я готов назвать фантазией, но за что готов ручаться — ни слова лжи в ней нет.

Я думаю, многие, прочитав книгу, будут недовольны концовкой. Да, я не скрываю, что в какой-то момент испугался и не стал писать, чем все кончилось. Я бы этого не выдержал, не справился бы. То, чего я не смог написать о Горбачеве, должен писать Шекспир, а здесь всего лишь я. Последнее слово пока не за мной, но я хотя бы сказал первое. Сначала сказал себе, теперь, когда есть издатель, издающий то, что нельзя (Илья Данишевский, редакция «Времена», АСТ) — всем.

И еще одно слово — Галковский. Дмитрий Евгеньевич Галковский, без которого не было бы этой книги. Дело даже не в цитатах из него, которые в книге тоже, конечно, есть, но Бог бы с ними. Главное — Галковский научил меня, глядя на небо, соединять звездочки Большой Медведицы так, чтобы из них получался крокодил. В наше время это важнейшее умение.

Такие дела. Книга Олега Кашина «Горби-дрим. Так говорил Горбачев» скоро выйдет, постарайтесь не пропустить.

7 КОММЕНТАРИИ

  1. Уважаемый Павел, а будет ли в вашей книге рассказ о любимых песнях Михаила Сергеевича? Какие они, эти песни, поёте ли вы их? Как часто?

  2. >Галковский научил меня, глядя на небо, соединять звездочки Большой Медведицы так, чтобы из них получался крокодил
    Блять, вот нельзя было это поставить в начало заметки, чтобы я сразу дропнул?

    • Это, кстати, цитата из книги Проханова 1983 года, которую читал только я (серьезно)

Comments are closed.