Идут пароходы — салют России

Олег Кашин, «Кашин»

Парфенов гений; я думаю, это достаточная рецензия на фильм «Цвет нации».

Остальное просто по ассоциации. Про «ту» и «эту» Россию программные высказывания уже были; самое, наверное, удачное — «Перед судом истории» Эрмлера, запрещенное современниками и оцененное потомками. Кто не знает — Василия Шульгина присоединили к Советскому Союзу после освобождения Югославии, посадили в лагерь, он вышел при Хрущеве, и Хрущев попытался из него сделать героя пропаганды, что вот, есть такой белогвардеец, который дожил до старости и понял, что был неправ, а Ленин, наоборот, был прав. Хрущев пригласил Шульгина на XXII съезд КПСС в Кремль, и в том числе об этом Эрмлер снял большой документальный фильм. В фильме Шульгина возили по советскому Ленинграду в сопровождении анонимного советского историка, в роли которого выступал советский актер Свистунов, читавший, очевидно, сочиненнные каким-то большим коллективом тексты — по сюжету этот историк спорил с Шульгиным, всякий раз укладывая его на две лопатки, но с этим Эрмлер не справился и, вероятно, не мог справиться, потому что камеру не обманешь, и камера честно фиксировала — вот старый мудрый дед, отсидевший, принимавший отречение у царя, идеолог белого движения и Бог знает кто еще, но на лице написано, что выдающийся исторический деятель. И рядом подпрыгивает, как мартышка, актер Свистунов, который говорит какую-то капээсэсовскую белиберду. В финале, на съезде партии, Шульгин встречался со старым большевиком Петровым, который тоже должен был продемонстрировать историческую правоту красных, но тоже ничего не получилось, потому что ну вот появляется в кадре Шульгин, и с ним рядом какой-то обсос, и ничего с этим не поделаешь. Фильм сразу запретили, и только через сорок лет, когда он стал доступен, его полюбила всякая необелогвардейская молодежь поколения «Спутника и погрома» и чуть старше. Кто не видел, посмотрите обязательно.

Более знаменитое, и даже название фильма вошло в поговорку, высказывание на ту же тему — это 1992 год, Говорухин, фильм «Россия, которую мы потеряли». То, что у Эрмлера получилось случайно, у Говорухина было уже сознательно: была прекрасная страна, в которой все были как Шульгин (точнее, как Столыпин; Солженицын научил советских людей, что самый крутой был Столыпин), а потом пришел старый большевик Петров и все испортил, но ничего, мы теперь прогнали старого большевика Петрова и вернем все как было, обязательно вернем. Это девяносто второй год, первый год гайдарочубайсовщины и практически пять минут до расстрела Белого дома. Через шесть лет после Говорухина случится третье программное высказывание на ту же тему, случайное или нет, сказать затруднюсь, но в любом случае важное, хоть и коротенькое. Девяносто восьмой год, последний год российских девяностых, прямо перед кризисом. Уже расцвело поколение пелевинских (только Пелевин про них еще не написал) героев, которые решили, что они уже не комсомольские работники, а рекламный бизнес, и в связи с этим гребут деньги лопатой. Самый эксцентричный из этих героев, партнер Лисовского по агентству «Премьер СВ» Владимир Жечков нанимает дорогих музыкантов, композиторов, куртуазного маньериста поэта Пеленягрэ и клипмейкера Грымова, и все это называется группа «Белый орел». Пеленягрэ пишет стихи, композиторы пишут музыку, Дмитрий Четвергов играет на гитаре, Грымов снимает клип, и Жечков поет песню «Как упоительны в России вечера» — ее тоже разобрали на поговорки, особенно строчку про хруст французской булки. Это была такая жирная точка в истории про надежду на возвращение России, которую мы потеряли. Иронический (тогда говорили — стебный) текст, вполне советская кабацкая музыка, и хозяин даже не рекламного агентства, а жизни поет эту пародийную песню, из которой, в общем, следует, что ничего хорошего в России уже не будет, «мы здесь навсегда».

Прошло много лет, и все как на картинке Парфенова, на которую наложена фотография Прокудина-Горского — что было и что стало. Говорухин — важнейший духовный лидер путинского неосовка, Грымов — член партии «Справедливая Россия» во всех смыслах, последний хит Пеленягрэ был — «За нами Путин и Сталинград», и пел его тот же Жечков, который теперь давно отошел от дел и живет во Франции, я в прошлом году брал у него интервью для очередного номера-альманаха «Афиши» про какое-то давно забытое прошлое. В общем, ни с кем ничего хорошего не произошло, с Россией — тем более. Фильм про Прокудина-Горского у Парфенова был готов больше года назад, и Первый канал больше года не решался его ставить в эфир, решился только сейчас — после полуночи и одновременно с первым матчем чемпионата мира по футболу; вроде бы показали, а вроде бы и нет.

«Россия, которую мы потеряли» — Говорухин зря снимал про нее свое кино, и Жечков зря пел, и фильм Эрмлера зря выкладывали на торрентах. Россия сейчас устроена так, что в ней ничего нельзя отрефлексировать раз и навсегда, все уходит в песок, с каждым новым днем начинается новая жизнь, и только друзья Маши Гессен с тихим шелестом продолжают уезжать из России, больше не происходит ничего. Про Россию, которую мы потеряли, говорилось много раз, и каждый раз как первый, и у Парфенова как первый, только он в отличие от большинства предшественников договаривает до конца — это древняя Россия, и мы не от нее, а от советской, и будут мимо проплывать пароходы и салютовать древней России, как салютуют заслуженному покойнику.

У Парфенова это вывод, на пароходах фильм заканчивается. Но соглашаться с таким выводом — путь в депрессию, алкоголизм и суицид, а «Кашин» — сайт оптимистический. Необратимая смерть «той» России — это не итог, это условия задачи, которую кому-нибудь когда-нибудь в России нынешней или будущей предстоит решить. Да, конечно, мы живем на обломках чужой и давно умершей цивилизации, но ничего смертельно ужасного и ничего уникального в этом нет, пол-Европы так живет. Только Парфенов зачем-то ссылается на греков и египтян, а лучше сослаться на поляков, чехов, латышей, хорватов, словенцев, даже украинцев, которые живут в немецких, австрийских и итальянских городах и совершенно по этому поводу не комплексуют, живут хозяевами, рождаются и вырастают в стенах, построенных чужими предками, но не сомневаются, что это их стены, их брусчатка и их столетние дубы вдоль дорог.

Мне это проще понять, я калининградец, и, хотя у нас (в отличие от остальной Восточной Европы) это не культивировалось, а совсем наоборот, все равно прорывалось — на моей памяти Иммануила Канта стали без иронии называть нашим великим земляком, в первом классе на экскурсии в музей, расположенный в старинной крепости, мой восторженный одноклассник показал мне полустершуюся надпись на внутренней стене — Знаешь, что тут написано? «Умрем, но не сдадимся!» — деды воевали, все правильно, а что деды не наши — так ли это важно? Совсем недавно знакомый из калининградской газеты пересказал свой разговор с позвонившим в редакцию пенсионером, который жаловался на какие-то проблемы в калининградском сельском хозяйстве и среди прочего сказал, что «до войны мы кормили всю Германию». «Мы»!

Так и надо, конечно, так и надо ко всему этому относиться. Львов, наверное, тоже не сразу стал украинским городом, и Гданьск польским, а сейчас ничего, все привыкли. Да в конце концов и Путину как-то удалось присвоить своей сугубо капиталистической банановой республике основные советские ценности и символы. Это решаемая задача, надо только захотеть.

И так может звучать даже позитивная политическая программа — захотеть, чтобы Белозерск или Торжок стал нашим городом. Нашим — русским, потому что мы, постсоветские люди без имени, решили назваться русскими. Это не вопрос судьбы, это вопрос выбора, и этот выбор надо делать. Я, кстати, почти дословно сейчас пересказываю популярную песню 1987 года, но в России ведь все уходит в песок, никто не помнит, что было сказано раньше, поэтому важные вещи надо повторять как можно чаще.